Построение не по росту
Каким может быть рейтинг православных школ?

Количество православных школ в России понемногу перерастает в качество. Православные школы интересуют все большее количество родителей, с одной стороны, а с другой — благотворителей. И тем и другим для того, чтобы принять решение (отдавать ли в подобную школу детей, какой школе и в чем именно нужна помощь), необходимы инструменты анализа. Журнал «Нескучный сад» при содействии ОТП Банка начинает исследовательский проект, результатом которого должен стать: Ежегодный рейтинг православных и православно-ориентированных школ. Как сравнивать православные школы, если у них часто даже цели разные, не говоря уже об условиях жизни? Каковы должны быть критерии, чтобы сохранить объективность оценки? С этими непростыми вопросами попыталась разобраться Евгения ДОЛГИНОВА.

Камера смотрит в мир

То ли поветрие, то ли прозрение — а негосударственные православные школы, совсем недавно воспринимавшиеся многими как церковно-приходские, воскресные и приютские, сегодня становятся объектом вожделения многих амбициозных родителей. Еще пять-десять лет назад благополучный столичный ребенок учился либо в проверенной языковой или математической спецшколе, либо в навороченном (и в той же мере бессмысленном) американском или «трансъевропейском», трескучем, непременно «пилотном» и непременно «проектном» альфа-дельта-омега-учреждении. Нынче его родители смотрят совсем в другую сторону. Православная школа определенно утрачивает репутацию узкокорпоративного заведения и обретает репутацию бастиона (последнего?) здоровых традиционалистских ценностей, все отчетливее ассоциируясь со старинного образца русской классической гимназией, обеспечивающей, помимо крепкого гуманитарного базиса, «крепкие моральные устои». Так или иначе, а православная школа, как правило сама по себе небогатая, недорогая, с трудом выживающая, рискует стать предметом «престижного потребления». Это забавный оксюморон: притом что значительная часть православных школ выдвигает на первый план социальную составляющую, принимая — бесплатно — детей из бедных и многодетных семей, а также детей с ограниченными возможностями, она все больше интересует людей платежеспособных и вполне секулярных.

Интерес этот в основном прагматичен. Популярность православных школ практически не связана с ростом воцерковленности населения. Во-первых, в некоторые из них принимают и иноверцев, их родители полагают, что православное обучение станет для ребенка оптимальной адаптационной практикой. Во-вторых, почти все родители ставят на воспитательный фактор — это, пожалуй, самая сильная сторона конфессионального образования. Метафора школы как «камеры хранения для ребенка», примененная несколько лет назад министром образования А. Фурсенко, уже не работает — от камеры можно ожидать только сохранности, родители же верят в возможность формирования моральной самозащиты, в воспитание нравственного иммунитета к бесчисленным порокам и соблазнам, которыми богат всякий большой город. В-третьих, ставят на среду, как педагогическую, так и ученическую, — даже при достаточной пестроте контингента можно надеяться, что родители, дети и педагоги живут в некотором общем этическом пространстве. В-четвертых, аккредитованных православных школ не то чтобы мало (в Москве 22 из 140 всех негосударственных), но общее количество ученических мест очень невелико — около 4,5 тысячи (расширяться не позволяет золотой московский метр), а значит, каждое место дефицитно — ну примерно как в секции фигурного катания в советское время, в эпоху «после олимпийских слез Родниной».

Урожденное неравенство

Вся эта низкая лексика маркетингового ряда не случайна. Где большие надежды — там дефицит, где рынок — там конкуренция, где выбор — там реклама и, извините, «позиционирование». Пока на православные школы работает репутация, но в ситуации все более растущего спроса им, скорее всего, придется играть по всем правилам образовательного рынка, а именно рейтинговаться, расчленяться на опции, оцифровываться и поверяться всякой прочей алгеброй. Но возможен ли рейтинг православных школ?

Директор частной гимназии «Эллада» Владимир Сидоров уверен в обратном: рейтинговать православные школы нельзя — прежде всего потому, что все они находятся в изначально неравных условиях. Расслоение не началось — с расслоения начиналось, считает директор гимназии: «Недавно выступал епископ Зарайский Меркурий, председатель Отдела религиозного образования и катехизации РПЦ, и сказал, что православные школы, уделяя значительное внимание воспитанию, отстают по общеобразовательной составляющей. Но это вопрос по линии условий, по уровню педагогических кадров, зарплат и материальных возможностей. Например, у нашей школы пятиэтажное здание, мы получили аккредитацию как гимназия, сохранили педагогический состав, мы можем открывать несколько классов. Я считаю, что изначально поставлен в лучшие условия, чем небольшая православная школа. Поэтому некорректно сравнивать неравные условия. Есть школы, где очередь на несколько лет вперед, и рейтинг создаст только лишний ажиотаж. Например, после рейтинга в Южном округе очень неплохие государственные школы, не получившие необходимый статус, имеют набор буквально два-три ученика в первый класс, к ним просто не идут записываться, в то время как в титулованные школы — настоящий аншлаг».

В. А. Сидоров считает, что православным школам трудно избежать включения в соревновательный контекст: «Конкуренция неизбежна, это фактор роста и развития. Конечно, достоинства разных школ должны быть проанализированы и перечислены в каком-то сравнительном описании. Но никак не рейтинговать! И хотя я подозреваю, что мы занимали бы в этом рейтинге высокие позиции, рейтинговать нельзя».

Приятно быть в списке

Татьяна Ивановна Лещева, директор Православного центра непрерывного образования имени Серафима Саровского, не очень верит в возможность каких-то объективных критериев при рейтинговании школ. «Не знаю, насколько это этично, но приятно, когда ты оказываешься где-то в списке. Вообще, статистика очень полезна, ею надо заниматься, смотришь данные других школ — можно подтянуться. Но нас и так оценивают по многим параметрам, в основном родители, потом — центр качества образования, отдел аккредитации, и у всех разные критерии. Какие могут быть общие показатели, если есть школы, нацеленные на «элитность», а другие практикуют такой подход, где принимаются и болящие дети. Вот есть одна школа, не буду ее называть, где такие дети никогда не учились. Или вот, например, детский сад при школе. В детский сад идут охотно, а школу родители выбирают уже другую, светскую гимназию. Это показатель? Судить по «поступаемости в вузы» — это смешно, кто только ни поступает. Надо смотреть не только на уровень вуза, но и бюджетное или платное отделение. Высокий воспитательный уровень и качество образования неразрывны, учиться в православной школе на «три» — это стыдно, надо освободить место другому, и если по немощи мы еще прощаем, то с леностью надо бороться. Как все это может быть учтено в рейтинге?»

Два этих настроения — желание иметь полную информационно-статистическую картину православного сектора образования и неверие в возможность объективного рейтинга — никак не противоречат друг другу. «Я бы говорил не о рейтинге, а о необходимости описывать специфику, — говорит директор православной гимназии “Радонеж” Михаил Тишков. — Православные школы разные, среди них есть, например, миссионерские, есть школы с уклоном на воспитательную работу — и это замечательно. Все это должно быть перечислено, поэтому главный вопрос — вопрос о критериях».

Мультикультурализм в одной голове

Рейтинги конфессиональных школ не очень распространены и на Западе, несмотря на достаточно большую долю католических заведений в общем количестве негосударственных школ; чаще всего религиозные школы считают по общему ведомству «частников» или ставят в общий ряд с другими конфессиями. Можно сказать, что в Австралии частное школьное образование по преимуществу католическое, однако в рейтинг католических школ входят и лютеранские, и протестантские. Католическое образование перестает соответствовать своему названию, все чаще означая классическое консервативное, традиционное образование, сопряженное с определенным «антилиберальным» укладом, системой требований, запретов и ограничений. Комментируя увеличение спроса на католические школы (в прошлом году количество записавшихся на 53 процента больше предыдущего показателя), представитель архиепархии Мельбурна объяснил ажиотаж не только тем, что католические школы предлагают «полноценное образование и учение веры», но и тем, что они создают «крепкую базу для закладывания прочных моральных принципов». То же самое происходит в Германии, где спрос на католические школы вырос примерно на 30 процентов благодаря «традиционным образовательным методам». «Учителя-католики оказывают поддержку школьникам, а также всегда настаивают на выполнении детьми домашних заданий, что выгодно отличает католические школы от государственных», — так объяснил эту ситуацию представитель отдела католического образования.

Однако говорить о специфическом, конфессиональном характере образования в католических школах становится все сложнее. Во Франции, где 15 католических школ входят в двадцатку лучших, специальной государственной поддержкой (доплаты учителям, субсидии на каждого ученика) пользуются католические школы, заявившие о своей открытости для всех вероисповеданий, например для мусульман и иудеев. Более того, католическая школа, как ни парадоксально, осталась чуть ли не единственным местом, где можно обходить знаменитый «закон о хиджабах», воспрещающий ношение религиозной одежды и символики в образовательных учреждениях. Гримасы политкорректности обещают стереть лицо: в часовне можно устраивать намаз, каникулы в связи с религиозными праздниками проводятся по гибкому графику, да и собственно содержание образования строится по принципу «вера не навязывается». В частной католической школе Institute Notre Dame нет обязательного для всех курса католической веры, а история религии изучается в рамках курса истории и объемах государственного стандарта. Иноверцам обеспечивается зеленая улица: стоимость обучения для малообеспеченных в три-четыре раза меньше, чем для всех прочих. Доходит до абсурда: в конце прошлого года в Великобритании католическую школу Sacred Heart в графстве Ланкашир передали мечети — на том основании, что 95 процентов учащихся составляют мусульмане. Бренд религиозного образования на Западе непоправимо деформируется, размывается с каждым годом, и это явно не тот опыт, который может быть полезен для нас.

В ожидании презентации

Все западные рейтинги негосударственных школ, как, впрочем, и отечественные, глубоко меритократичны. Они построены на показателях образовательных успехов, под которыми понимаются результаты тестирования и количества поступивших в наиболее престижные вузы, иногда учитывается количество получивших стипендию; в одном из американских рейтингов довелось встретить даже такой показатель, как «гендерный разрыв» (минимизация разницы между результатами мальчиков и девочек). Наиболее авторитетными считаются рейтинги крупных газет — их ждут, на них ориентируются. Списки лучших школ Великобритании публикуются в Times, Daily Telegraph, Guardian и других изданиях в двадцатых числах августа, когда становятся известны результаты выпускных экзаменов (GCSE, A-level, IB). У каждой газеты своя формула, но самыми весомыми факторами считаются оценки и именитость университетов, в которые зачислены выпускники. Помимо общенациональных, составляются и локальные рейтинги, например, рейтинг школ Англии, рейтинг школ графства и т. д. (Рейтинги вузов гораздо сложнее: например, Financial Times высчитывает показатели по довольно сложной формуле, учитывающей одновременно и суммарный средний балл, полученный каждым студентом, и средний балл, полученный всеми студентами на каждом экзамене. Такая система позволяет ограничить манипуляцию учебным процессом со стороны школ с целью подняться выше в рейтинге.)

В России все сложнее: рейтинговая индустрия только формируется, в независимость нарождающихся «независимых рейтинговых агентств» мало кто верит, а уж в независимость СМИ... Это недоверие априорное и от качества образовательной социометрии практически не зависит. Лет десять назад, когда в образовательных журналах стали появляться первые рейтинги, я обнаружила в первых строчках его частную школу, которая произвела на меня сильнейшее впечатление: директор закричала на ребенка в коридоре: «А ну быстро вытащил руки из кармана!» Заорала с непонятной страстью, но с неподдельным презрением, а потом, в кабинете, деловито объяснила: у него мама умерла, два месяца не платят — будем исключать. Неплатежеспособный сирота ожесточил директорское сердце — и в каких рейтингах могло быть отражено ее брезгливо-раздраженное лицо и непередаваемый тон, которому позавидовала бы продавщица советской овощной лавки? Зато — «поступаемость», «метраж», «оборудованность» и количество человеко-дней, проведенных в Греции в рамках изучения античности. (Ввести бы в существующие рейтинги «выражение лица» отдельной позицией.)

Тем не менее рейтинговая отрасль будет развиваться, а индекс доверия граждан — повышаться, медленно, но неуклонно: это естественный ход событий для инфократического общества. Потребители образовательных услуг начинают верить не только в репутацию, но и в цифру, показатель, отчет. За двадцать без малого лет негосударственный сектор образования воленс-ноленс поменял приоритеты: установка на комфорт (языки, поездки, мебель, оригами и всякий прочий фэн-шуй) сменилась обещанием качественного образования и воспитания. Знания, согласно нынешнему клиентскому запросу, должны быть как в хорошей спецшколе, а воспитание — как в дворянском пансионе. Процесс идет, оформляются не то чтобы объективные методики, но как-то приближенные к ним, показатели разных лет дают возможность отследить динамику и сделать прогноз деятельности той или иной школы. И православным школам, хотят они того или нет, не избежать конкуренции — и не избежать сравнительно-аналитического контекста.

Возможно, пробным шаром должен стать не собственно рейтинг, а своего рода реестр, инвентаризация услуг, предоставляемых православным сектором негосударственного образования. Добросовестная и непредвзятая информация остается самым дефицитным продуктом в отечестве. Более того, составление такого сборника могло бы стать прецедентом преодоления меритократического подхода, попыткой найти новый язык описания школы. Может быть, надо начать с определения жанра исследования. Рейтинг, каталог, справочник, отчет, социально-педагогический портрет школы? Родителям важно все: от пресловутой «поступаемости» до качества ремонта, от списка духовной и светской литературы до количества детей с ограниченными возможностями в каждом классе (последнее выражает школьную нравственную атмосферу лучше любых заявленных воспитательных практик). Посчитав все, что можно посчитать, и сформулировав то, что посчитать нельзя, справочник мог бы выйти на следующий уровень — к созданию «биографического очерка» каждой школы. Сочетание социометрического официоза с многосторонним публицистическим исследованием, возможно, и стало бы объективной презентацией православного сектора образования.

Станут ли эти исследования «разъятой музыкой» или, напротив, емким ресурсом для анализа православного сектора образования — зависит от способности сообщества договориться о жанрах и критериях такой работы, не отрицая ее насущной необходимости. Задаче православного образования, которую блестяще сформулировала Т. И. Лещева — «Воспитать доброго христианина, полезного своему отечеству» — это никак не противоречит. всегда наиболее явно проявляется подготовка ученика: умение внятно формулировать свои мысли и наличие этих мыслей в принципе, умение выступать перед аудиторией и аргументировать свою точку зрения. Такая форма испытаний, как тестирование, мне не нравится: всегда есть шанс наугад, наудачу проставить галочки в клеточках и получить приемлемую оценку. — А возникают ли проблемы с ЕГЭ у учеников сильных школ, в частности вашей? — Ровно настолько, насколько возникают проблемы с математикой. Срывов у нас не было, некоторые ребята набирали 100 баллов. Конечно, много времени тратится на натаскивание, эта форма ответа новая, и к ней нужно привыкнуть. К тому же испытания всегда проходят вне стен родной школы, и это является для детей дополнительным стрессом, к которому надо быть готовыми. Регулярно проводятся пробные работы, и, что неудобно, часто они идут вразнобой с нашей программой на текущий момент. Например, за четыре дня до тестирования присылаются вопросы, не имеющие никакого отношения к тому, что мы сейчас изучаем, и нам приходится в срочном порядке корректировать учебный процесс. Каких-то нормативов по баллам, которые должны набрать наши ученики, у нас нет. Понятно, что в нашей гимназии нет углубленного изучения математики, поэтому основная задача — просто сдать эту дисциплину. Набрали необходимые для успешного прохождения 60 баллов — и слава Богу. — Что делать, если ЕГЭ по выбору в классе сдает один ученик? — Для нашей школы, где не так много учеников, эта проблема актуальна. В таком случае приходится заниматься с ним индивидуально, а весь класс продолжает учиться по своей программе. Дело в том, что курс географии, истории или литературы подразумевает более широкое обсуждение материала, чем просто подготовка к тестированию. Если помните, когда появился ЕГЭ, он позиционировался как одно из средств борьбы с коррупцией при приеме в высшие учебные заведения. На самом деле, мало что изменилось: если раньше предлагалась «помощь при поступлении», теперь появилась «помощь при подготовке к ЕГЭ», на коммерческой основе разумеется. — В чем принципиальная разница между привычной системой проверки знаний и единым экзаменом? — Разница между аттестацией и ЕГЭ колоссальная. Во многом меняется отношение учеников. Если в аттестате проставляются оценки по всем предметам, то результаты тестирования оцениваются лишь по обязательным предметам и выбранным дисциплинам. И ученики, сконцентрировавшись на подготовке к ЕГЭ, начинают хуже заниматься по остальным предметам, которые становятся вдруг не нужны. Горе тем вузам, которые осуществляют набор студентов по результатам единого экзамена. Мои знакомые университетские преподаватели говорят, что сейчас наблюдается резкое снижение уровня студентов. Возможность подавать документы сразу в несколько институтов — тоже далеко не плюс. Я помню, раньше абитуриенты пытались поступить в выбранный вуз и три, и четыре года подряд: работали, занимались и каждый год ходили сдавать экзамены, пока их, наконец, не принимали. Это свидетельствует о том, что человек осознанно выбрал себе вуз, профессию и идет к цели. Сейчас же руководствуются принципом «абы взяли», в результате очень часто после первого курса студенты забирают документы, повторно сдают ЕГЭ и пытаются поступить уже на другую специальность. — Как вы считаете, приживется ли ЕГЭ у нас? — Боюсь, что да. Боюсь, что уже прижился и стал элементом упрощения поступления в вузы. И тут вариантов два: либо вузы будут сопротивляться до последнего, как было в МГУ с его дополнительным профильным экзаменом, либо система высшего образования будет корректироваться под низкий уровень, что, как вы понимаете, гибельный путь. Ученики, которые могли бы получать востребованное среднее специальное образование, получат плохое высшее. Мы своих старшеклассников, хоть они и поступают в различные учебные заведения, ориентируем именно на уровень государственного университета, потому что там, по моему мнению, до сих пор дается хорошее, полное образование.

Беседовала Анна ЗАХАРЧЕНКО

Версия для печати

Тэги: Школа