Куда исчезла христианская демократия в России?

В этом году исполнилось 20 лет распада СССР. Тогда спор о преимуществах социализма над капитализмом, буржуазной демократии над демократией советской завершился крушением мировой сверхдержавы. Сегодня социалистический проект пытаются реанимировать в Латинской Америке, а либералы по результатам мирового кризиса говорят о пересмотре взглядов на свободный рынок. Какая политическая и государственная система наиболее емко отражает христианские принципы -- об этом мы спросили автора монографий, посвященных вопросам социологии религии, советника председателя Совета Федерации и главного редактора интернет-портала «Религия и СМИ» Александра ЩИПКОВА.

Александр ЩИПКОВ -- помощник председателя Совета Федерации, член Экспертного совета по проведению государственной религиоведческой экспертизы при Министерстве юстиции, главный редактор портала «Религия и СМИ», председатель Клуба православных журналистов. Родился в Ленинграде, учился в Смоленском педагогическом институте на факультете иностранных языков, но в 1978 году был исключен за религиозные убеждения. Работал грузчиком, слесарем, гальваностегом, кочегаром, сварщиком. С начала 1990-х -- автор «Независимой газеты», «Литературной газеты», «Нового времени», редактор Христианского информационного агентства, редактор религиозных программ «Радио России». Автор нескольких книг, посвященных анализу религиозных особенностей современной России, в том числе монографии «Христианско-демократические движения в постсоветской России».


Советская власть казалась мне вечной.


-- Александр Владимирович, на ваш взгляд, какой государственный  строй соответствует  церковному учению в большей степени?
-- Внутренняя жизнь христианина не зависит от политического устройства. Какое отношение к спасению души имеет форма государственной власти? Никакого. Деспотия, народовластие, монархия, республика? Спастись можно абсолютно при любом политическом строе, равно как и погибнуть. Нам, христианам, интересна не столько система государственного устройства, сколько сама власть, точнее, носители власти.
-- Что вы имеете ввиду?
-- Важно наше отношение к носителю власти и важно отношение носителя власти к нам, христианам. Это может быть взаимная любовь или ненависть, это может быть соперничество или сотрудничество, диалог или гонения. Советская власть, например, попыталась перекрыть своим гражданам общение с Богом, увести их от спасения. Дерзновенный эксперимент! Коммунисты закрыли храмы, семинарии, уничтожили духовенство и планомерно начали уничтожать христиан. Остановились только тогда, когда поняли, что придется уничтожить весь народ. 
-- Но ведь в семидесятые годы вы и ваши друзья требовали смены политического режима и предъявляли государству какие-то требования?
-- Смены религиозной политики требовали, смены политического режима -- нет. Единственное требование, которые мы, христиане, предъявляли государственной власти, -- чтобы государство соблюдало Конституцию СССР, не вмешивалось в церковные дела, чтобы оно не мешало нам молиться, жить по церковному календарю и воспитывать детей в традиции отцов. Советская власть казалась мне вечной, советское устройство само по себе меня тоже не особенно коробило, иного я просто не знал. Для нас советский богоборческий режим был плох только тем, что он был богоборческим. Наше сопротивление было пассивным, но очень твердым. Мы объявили, что живем не воле власти, а по воле Божией. Не наша вина, что эти две воли в те годы не совпадали. Мы начали открыто ходить в храмы, обмениваться самиздатской религиозной литературой, в общепитовских столовых осенять себя крестным знамением. К политике я был безразличен, мне гораздо интереснее было понять, чем пятидесятники отличаются от баптистов и почему они не крестят людей в детском возрасте.
-- Получается, что христианин не должен участвовать в активной политической жизни, если нет гонений или воинствующего атеизма?
-- Разумеется, миссия православного христианина не ограничивается спасением собственной души, хотя это спасение и стоит в центре его жизни. Задачей христианина является в том числе и преображение мира вокруг себя. Мы ведь христиане, и это логично, что мы желаем, чтобы мир вокруг нас тоже был христианским: мир архитектуры, литературы, науки. Мы стремимся к тому, чтобы духовным стало искусство, которое нас окружает, и не только классическое: ведь «Журавли» или «Эх, дороги» -- это эстрада, попса, но какие это песни! Они достигают почти молитвенного настроения.

Одухотворить можно все, в том числе и политику! Мы можем желать, чтобы не только культурные, но и политические процессы включали в себя христианскую составляющую. Может ли христианин «обожить» политику, по крайней мере попытаться это сделать? Может и даже обязан, если он занимается общественно-политической деятельностью. Важно понимать, что задача государства не есть спасение человеческих душ.  Царство Божие на земле построить невозможно. Но мы можем постараться создать справедливый государственный порядок, который не будет препятствовать реализации тех задач, которые ставит перед собой христианин.
-- Говорят, что монархия в большей степени соответствует опыту христианской государственности. Тот же Юстиниан Великий, автор «симфонии», писал свои новеллы, будучи византийским императором, и имел в виду не просто государство, а государство монархическое.
-- Симфония -- это соработничество в любви между христианским народом и христианской властью. А любовь не зависит от формы власти. Она либо есть, либо ее нет. На мой взгляд, невозможно однозначно сделать выбор между демократией и монархией, потому что, будет монархическое или демократическое государство жить по справедливости или нет, зависит не от политического устройства, а от человека, который окажется во главе государства. У религиозного властителя (не важно царя или президента) должно быть мистическое ощущение причастности к чему-то, что выходит за уровень лишь земного благополучия, тогда у него появится и чувство ответственности перед Богом и перед людьми.

Для того чтобы власть могла существовать полноценно, не только она должна осознавать свою сакральную миссию, но и народ должен понимать, зачем он делегирует власть своей элите. Ведь если народ не учиняет переворотов, не свергает власть, значит, власть его устраивает. Значит, он доверяет своему правителю, доверяет ему управление страной. Я говорю сейчас в первую очередь о чувствах, но чувства -- это очень важный момент в отношениях между народом и властью. Заслужить любовь народа ой как не просто! Тут пиар-технологии не помогают.

В Церковь я пришел в шестнадцатилетнем возрасте и сразу попал в новую для меня ситуацию: я понял, что государство меня не любит, что я лишний, что я мешаю государству. А до этого момента государство меня любило: я был школьником и знал, что у меня самое большое в мире государство, что мы победили фашистов, что у нас есть атомная бомба: я чувствовал себя защищенным, и мне было комфортно. В каком-то смысле я любил свое государство -- разницу между родиной и государством я тогда не понимал. Сразу после моего воцерковления я почувствовал, что теперь вся огромная государственная машина, построенная на отрицании Христа, направлена против меня. Она меня еще не успела репрессировать, она меня еще никак не притеснила, но она уже меня не любит. И это было страшно.

Возможна ли в России христианская партия?

-- Насколько сочетается с христианством политическая борьба?
-- Православные тоже должны быть представлены во власти. Церковь не является политической организацией, священникам запрещено участвовать в партийной работе. Но мы, миряне, оставляем за собой право участвовать в формировании государственной политики и отстаивать наши интересы. Тут борьбы не миновать. Главное, чтобы политика не превратилась в страсть, потому что в этом случае политик-христианин начинает защищать уже не интересы церковного народа, а свои собственные. Примеров тому было много в политической истории девяностых годов, и я мог бы назвать достаточно известных имен -- от «А» до «Я», которые не оправдали наших надежд.
-- В то время в России существовали христианские демократы, куда они исчезли?
-- В девяностых годах в России было целых восемь партий, которые называли себя христианско-демократическими. Но у них не было церковной поддержки, да и пространства в общественной жизни для партий такого рода тогда просто не существовало. Они копировали программы и уставы германской ХДС, которые не находили отклика в народе. Но главная проблема заключалась в следующем. Для существования партии с религиозной идеологической составляющей необходима связь с доминирующей религиозной организацией. Связь не институциональная, а идейная, идеологическая, смысловая. Эту связь невозможно базировать на Евангелии, догматах или церковных канонах. Язык Церкви нуждается в «переводе» на язык политической теории. Необходим документ, объясняющий позицию Церкви по основным общественно-политическим вопросам. У западных ХДС и ХСС существовала Социальная доктрина РКЦ и ряд предшествующих документов, начиная с энциклики папы Льва XIII «Rerum novarum» («О новых вещах»), выпущенной в 1891 году. В начале девяностых ничего похожего у нас не было, и потому наши клоны христианско-демократических партий были обречены на смерть. Я писал об этом еще в 1992 году в «Вопросах философии».

Сегодня ситуация принципиально иная. В 2000 году Архиерейский собор утвердил «Основы социальной концепции РПЦ», документ, над которым нынешний Патриарх трудился восемь лет. Это чрезвычайно интересный документ, который за десять лет своего существования оказал огромное влияние на программную политику многих наших партий. Самое большое количество пересечений с «Основами» наблюдается, как это ни парадоксально, у социалистов. В прошлом году в «Литературной газете» я опубликовал большую статью с подробным сравнительным анализом «Основ социальной концепции» с программами четырех парламентских партий. Каждая из них так или иначе использовала интеллектуальный опыт Церкви.

Христианство - социализм - и снова христианство

-- На Западе между консерваторами-христианами, объединенными в  Интернационале ХДС, и левыми социалистами нет ничего общего...
-- Ну, во-первых, у нас в России социально ориентированные политические движения неразрывно связаны с религиозной идеологией, включающей Нагорную проповедь. Наш социализм, начиная с теоретических работ отца Сергия Булгакова,  всегда был религиозным, в отличие от коммунизма. А во-вторых, отношения европейского социализма и христианской демократии не так просты, как кажутся на первый взгляд. Христианская демократия в каком-то смысле была порождена социализмом. Объясню, как это произошло.

Вторая половина девятнадцатого века прошла в Европе и Америке в революционных требованиях социальной справедливости и мечтах о социализме как обществе равного материального благополучия. В стройных красивых гуманистических концепциях социалистов было все, кроме одного -- в них не было места Богу. Как следствие, методики осуществления заветной мечты носили кроваво-революционный характер. К концу девятнадцатого века и католики, и протестанты, и православные начали искать свои пути к обществу социальной справедливости.

Папа Лев XIII в упомянутой выше энциклике «Rerum novarum» попытался определить роль Церкви в условиях индустриального общества. Он описал кризисное состояние современной цивилизации, базирующейся не на христианской культуре, а на светской гуманистической. Источник кризиса он видел в неверном понимании сущности человека в отрыве от Бога. Построение мира без Бога обращается против человека, поскольку последний оказывается в духовном вакууме.

Параллельно католическому социальному учению, вышедшему из Европы, в Соединенных Штатах развивалось свое понимание социальной активности христиан. К началу XX века в США возникло движение «социального евангелизма», основоположником которого явился выдающийся баптистский проповедник Уолтер Раушенбуш. Будучи молодым пастором, Раушенбуш проповедовал в трущобах Нью-Йорка и столкнулся с нищетой и тяготами жизни низшего сословия. На фоне всеобщего обострения политических конфликтов социальная несправедливость вызывала в душе проповедника страстное сопротивление. Размышляя о путях преодоления социального зла, он пришел к выводу, что победить его можно лишь построением на земле царства Божьего. Раушенбуш рассматривал возможность преодоления пороков общества не с помощью прямого вмешательства христиан в общественную жизнь, а через самосовершенствование самого человека. Чистый сердцем христианин, соблюдающий евангельские заповеди, преобразится сам и преобразит окружающих, а через них и весь мир. Отсюда вытекала мысль, что социальное зло можно искоренить миссионерской деятельностью. Постепенная евангелизация, по мнению Раушенбуша, будет формировать общественное мнение, которое, в свою очередь, положительно повлияет на политиков, бизнесменов и общество в целом.

Принципы «социальной евангелизации» находили почву в интеллектуальном слое и российской православной общественности. Отец Сергий Булгаков, совершивший эволюцию от марксизма к христианству, знавший и Церковь, и освободительное движение, считал необходимым вести одновременную борьбу как с пороками внутри Церкви, так и с безрелигиозностью революционеров. В 1905 году он основал партию «Союз христианской политики». Булгаков считал, что социалистическая идея преследует благородные цели установления социальной справедливости, но невозможность ее реализации заключается в том, что она базируется на философской почве атеистического гуманизма, на «религии человечества, но без Бога и против Бога». К сожалению, коммунисты остановили развитие русской христианской политической мысли на целое столетие.

Так что в Европе христианско-демократическая мысль возникла как ответ на социалистический гуманизм, а в России после безбожного коммунизма ближе всего к социальной христианской идеологии неожиданно оказываются левые силы. В программе «Справедливой России» в качестве основных принципов указаны: справедливость, свобода и солидарность. Сравнение этих принципов с «Основами социальной концепции» или «Базовыми ценностями», предложенными протоиереем Всеволодом Чаплиным, представляет для аналитика любопытный материал.

Дмитрий РЕБРОВ

ДОПОЛНИТЕЛЬНО:


Формы государственного и политического устройства

Государственный строй — достаточно общее понятие, понимаемое как система социальных, экономических и политико-правовых отношений, определяющих жизнь государства и тип его устройства. Для того чтобы уточнить понятие государственного строя, общественные науки обычно разделяют понятия формы правления и политического режима. Форма правления — это способ образования высших государственных органов, порядок их взаимоотношений с населением и между собой.

Обычно выделяют две основныеформы правления: республику и монархию. Республика — это такая форма, когда высшие органы государственной власти избираются на определенный срок. При монархии правитель получает свою власть по наследству и сохраняет в течение всей жизни. Республики, как монархии, бывают очень разные: парламентские, президентские, советские и даже исламские; монархии бывают абсолютные, конституционные и дуалистические (сочетающие реальную власть монарха и парламента).

Как правило, одной формой правления государственный строй не исчерпывается, поэтому принято говорить о политических режимах, т. е. способах функционирования государственной власти и экономическом строе.

Основные политические режимы: авторитаризм и демократия. Экономические: капитализм, социализм и смешанная экономика. Эти системы отличаются не только наличием рынка и формами собственности (частная/государственная), но и специфическим устройством механизмов распределения социальных и материальных благ в каждой из систем. Традиционно капитализм ассоциируют с «элитарным» распределением социальных благ, а социализм — с эгалитарной, то есть уравнительной моделью (от франц. egalite — равенство).




Каждая политическая сила ориентируется на ту или иную модель государственного устройства. В Европе основными политическими партиями оказываются либералы, консерваторы и социалисты.

Чтобы не запутаться в их подходах, палитру современных политических течений удобнее представлять как таблицу, а вернее, систему координат (см. выше схему). Каждую партию мы обозначим точкой на плоскости. Чем выше будет точка по вертикальной оси (OY) — тем ближе ее идеология окажется к демократии, чем ниже — тем ближе к авторитаризму. Значения на горизонтальной оси (ОХ) будут фиксировать степень равенства или неравенства.

Слева от оси ОY у нас разместятся политические режимы, исключающие идеологию «равенства». Так, в верхнем левом углу нашей схемы мы увидим либералов — они выступают за общество, где материальные блага доступны не всем (капитализм) и являются предметом свободной конкуренции. Так как власть при либерализме опирается на демократические инструменты, в нашей стране либералов принято называть «демократами».

Значительно ниже, под либералами, расположатся неоконсерваторы. Как и либералы, они выступают за капитализм, конкуренцию и рынок, но в отличие от либералов не настолько привержены демократическим ценностям. Как правило, неоконсерваторы (Рейган, Маргарет Тэтчер, канцлер Гельмут Коль, предыдущий президент США Джорж Буш*младший) защищают права крупного бизнеса и стоят на страже традиционных для западного общества моральных ценностей.

Под неоконсерваторами, ниже оси OX, на нашей схеме располагаются авторитарные консервативные режимы. До недавних пор авторитарные консерваторы правили в Египте и Тунисе.

Еще ниже консерваторов стоит отметить монархистов, особенно тех из них, которые настаивают на абсолютной монархии или самодержавии.

В самом низу по оси OY будут сторонники авторитарной государственности или фашисты: их идеология строится на принципах тоталитарного государства, неприкосновенности правящего класса, однопартийности, подавлении любых форм инакомыслия и т. п., именно такими были авторитарные режимы Франко и Муссолини.

На той стороне, где размещаются режимы, выступающие за социальное равенство (у нас они изображены справа от вертикальной оси OY), в верхнем углу будут анархо-коммунисты, значительно ниже их — европейские социалисты, социал-демократы и страны «боливарского», то есть латиноамериканского социализма (в первую очередь это Венесуэла с Уго Чавесом). Все эти силы в большей или меньшей степени призывают к «справедливому» распределению благ и демократии.

За чертой, отделяющей авторитаризм от демократии, окажутся «авторитарные» социалисты: Фидель Кастро, сталинисты, троцкисты, маоисты, сюда же в известном смысле можно отнести и советский социализм брежневского времени.

Версия для печати

Тэги: Политика