Старшая сестра

Жена американского президента и бездомный, выпускник детского дома и доброволец — для всех у сестры милосердия найдется доброе слово. О том, как бросила светскую работу и пришла работать в храм, в трапезную, она рассказывает как о празднике. Молодые сестры чувствуют в ней опору — «как скала», другие говорят — «как мама». Как становятся сестрой милосердия в наши дни? Рассказывает Татьяна Павловна ФИЛИППОВА, главная сестра сестричества во имя св. блгв. царевича Димитрия г. Москвы.



Тетенька с цветком
Я в сестры милосердия и не собиралась. Хотя тянуло меня в медицину с юности — два раза поступала в медицинский институт, но у меня ничего не вышло, и я пошла в геологический, по стопам родителей. Но тяга к медицине осталась на всю жизнь, много лет увлекалась лечением травами.

А крестилась я так. Очень сильно заболела спина, причем настолько, что утром я сползала с кровати и только потом могла встать и идти на работу. Я тогда ходила на йоговскую гимнастику, чтобы как-то разработать спину. Преподавательница сказала, что нужно голодать, поскольку тогда очистится организм и болезнь отойдет. В каком-то разговоре я сказала об этом маме, а она удивилась: «Ты что? Как же ты можешь голодать, если ты некрещеная?» Мама, в свое время была секретарем партийной организации. И вот она сказала, что надо сначала креститься, а потом уже голодать. Я так и сделала. Выдержала только неделю. Но тем не менее спина моя болеть перестала. И когда через некоторое время заболел палец, я решила спросить о голодании (тогда уже понимала, что без благословения лучше не делать такие вещи) у монаха в Даниловом монастыре. Он поразился, что я уже голодала: «Как же вы без благословения голодали? Бесы тоже голодают, вообще ничего не едят. Голодать нельзя — можно загордиться, и хуже будет. Лучше поститься в среду и пятницу, и тогда ничего болеть не будет».

Первый раз в больничный храм я пришла как раз на собрание сестричества — привела меня знакомая по работе на Крайнем Севере, Ирина Борисовна. Вскоре после крещения я увидела объявление в Даниловом монастыре о приеме на вечерние курсы сестер милосердия, и оказалось, Ирина Борисовна знала священника, который организовывал эти курсы, отца Аркадия Шатова. И вот 20 июня 1991 года я пришла на собрание сестричества. Я надела тогда самую красивую кофту, в которой венчалась, с цветком искусственным, и сестры в храме меня очень долго звали «тетенька с цветком». На собрании все записывались в сестричество, записалась и я.

Тогда было такое правило: кто приходит учиться в училище, должен уволиться со светской работы, чтобы в Первой градской больнице устроиться работать санитаркой, а вечером — учиться. Я в то время работала в Университете дружбы народов на кафедре минералогии и петрографии заведующей лабораторией. И еще занималось по договорам научной работой. Конечно, я была не готова уйти со своей работы, да и муж говорил, что моя зарплата еще нужна семье. Я пыталась ответить, что в больнице тоже буду получать что-то. Он сказал, что санитаркой в больнице — это не деньги. На этом разговор окончился. Не стала спорить. Просто приходила в храм, в больницу. Помню, как в первый раз меня одна сестра позвала помогать в больнице: «А вы сможете завтра прийти помочь?» Я рассчитала, что часа два перед работой могу выделить и успеть в университет. И пришла на следующий день. Она тогда сказала: «Никогда не думала, что вы придете».

Несколько раз меня приглашали работать в храм, но муж, Виктор Петрович, не соглашался. И как-то поехала я в Троице-Сергиеву лавру, просила преподобного Сергия, есть ли воля Божия мне работать в храме? Вернулась домой, и в тот же день или на следующий опять сказала мужу, что меня приглашают в храм работать. И он вдруг ответил: если хочешь — иди.

Я пришла работать в трапезную. Помню, это было 26 ноября 1991 года. Конечно, тяжело было, в чем-то сложнее, чем сейчас. Но перемена в жизни и радость ощущалась всеми, и трудности переносились легче. Все полностью и целиком отдавались служению в храме, хотя, конечно, в женском коллективе много всякого бывает. Но любовь ощущалась. Отец Аркадий тоже был постоянно в храме, воцерковлял нас, много сил отдавал всем, и ругал, и учил — по-отечески ко всем относился. И мне кажется, сестры пронесли через все эти 20 лет любовь друг к другу, и, конечно же, к Владыке, главному вдохновителю всех наших трудов. И когда мы собираемся вместе, это чувствуется.

Я считаю, что сестры в сестричестве, они — родные. Конечно, бывают какие-то нестроения между кем-то. Помню, как-то каялась, что не могу любить всех одинаково. Отец Аркадий тогда сказал, что Господь дает такую любовь человеку только в таинстве священства. Может, со стороны это выглядит иначе, но, по-моему, когда сестры вместе, едут куда-то, молятся, этот дух ощущается.

Сестричество, которое было раньше, немного себя изжило. Сейчас каждая из наших сестер ведет свое направление, это называется «проект». Ксения Коваленок руководит центром для детей с заболеваниями ДЦП при Марфо-Мариинской обители. Ольга Юрьевна Егорова, кроме руководства патронажной службой Сестричества, ведет проект паллиативного ухода за ВИЧ-инцированными, опыт этот распространяется по всей России.
Я уже не молодая. Мне в этом году, Бог даст, 70 лет будет. И я чувствую, что все как-то держать не получается. Сейчас я считаю, что мои обязанности небольшие: для внутренних ситуаций, поговорить с кем-то, конфликт решить. В каждом проекте свои руководители, а моя роль зачастую сводится к роли мирового судьи.

Но работа в сестричестве серьезно отличается от работы в любом другом месте. Здесь учишься многому. Поначалу, когда я пришла работать в храм, отец Аркадий говорил мне, что я не вижу своих грехов, что мне нужно каяться в тщеславии. А я удивлялась, не понимала, о чем это он. Но со временем начала замечать, что мне хочется похвалы, чтобы заметили, что я сделала. Помню, на какой-то праздник что-то не так было сделано, очень меня ругал батюшка, я даже плакала, так обидно стало. Мы же так старались! Самое настоящее тщеславие. А отец Владимир Воробьев объяснил мне тогда, что не стоит так обижаться, потому что ругают, когда любят.

Иногда бывало очень тяжело. Владыка (епископ Смоленский и Вяземский Пантелеимон, бывший отец Аркадий. — Прим. ред.) был строгим, бывало обидно, что стараешься очень, а с тебя в три шкуры спрашивают. Как-то я разговаривала с отцом Александром Киселевым и привела ему фразу, часто повторяемую моим, тогда еще не выцерковленным мужем, что «у вас в православии чем хуже, тем лучше». Он ответил: «Это для нас слишком высоко, Татьяна Павловна». Я так часто вспоминаю, это «слишком высоко», понимая сейчас, что все нужно делать с разумением.
Хотя бы обнять
В начале девяностых многие сестры пришли в храм, в училище, чтобы возрождать служение милосердия. Тогда был всплеск, потом часть отсеялась, кто-то ушел деньги зарабатывать, семью кормить. Сейчас добровольцы пришли, чтобы возместить то, что оскудевает в сестрах. Сегодня мы можем рассчитывать на несколько сотен человек — реальных и регулярных помощников. Конечно, сложнее организовать эту работу, потому что у добровольцев не такое четкое расписание, как у наших сестер. Но они очень помогают — в детских домах, в инфекционной больнице. Настоящие милосердные люди. Не только бесплатно помогают, но и на свои деньги готовы купить больным что-то вкусное или сиделку оплатить. Сестры — работают, добровольцы — помогают. Если бы вдруг они ушли, мы бы очень почувствовали их отсутствие.

Думаю, что тот, кто делает дела милосердия для ближнего, все равно для Бога их делает.

Если ты не просто подходишь, чтобы перевернуть больного или покормить, но любовь свою вкладываешь в это — поговоришь, посочувствуешь, как родному, — это очень важно. Ты не просто пришел поработать — ты пришел именно к этому человеку. Бабушки, они как дети: ты с одной начинаешь заниматься, рядом лежит другая, которая тут же попросит о чем-нибудь, может, оно ей и не нужно, а чтобы ей уделили такое же внимание, заботу и любовь.

Сестре нужно сердце любящее иметь. Потому что даже идеально можно все делать, все манипуляции по уходу, но этого мало. Есть сестры, у которых такое сердце милосердное, что их хватает на многих. И даже когда больные выписываются, потом звонят их родственники, разыскивают этих сестер, чтобы пригласить их ухаживать за больным на дому. Есть сестры, которые подойдут ко всем, и даже если уже нет сил или не могут помочь, то просто хотя бы обнимут эту бабушку. И бабушка оставит в своем сердце любовь этого человека, который, как ангел, пришел, когда уже никто не приходит.

Моя свекровь стала у нас жить, когда ей было около 90 лет, она сломала себе шейку бедра. Она мне все время говорила: «За мной не просто ухаживать, меня любить нужно». И наверное, она чувствовала, что я ее недостаточно люблю. И только когда я смирилась и полюбила ее, только тогда она умерла. Восемь лет она с нами прожила.

Хотя, конечно, бывает, приходишь к тяжелым больным, которые уж ничего не хотят и не ждут. В хосписе очень тяжело. Но большинство все-таки соглашается, когда спрашиваешь, можно ли о них помолиться.

Иногда просто поговоришь с человеком, а он ждет, что ты к нему еще придешь, что ты не забыл его. Помню, как-то попросили меня поговорить с человеком, который попал в больницу, был крещен, но не причащался. Он тоже в геологии работал много, профессор, по смежной специальности. Я пришла к нему, мы даже о вере не говорили, а вспомнили общие интересы, работу, жизнь. И вот спустя некоторое время оказалось, что он ждал, что я еще навещу его, а я как-то закрутилась и забыла — вроде поговорили уже...

Бывает, обращаются за помощью, а потом пропадают, а ты ждешь, волнуешься, как сложилось у них. Не звонят — и ладно, скорее всего, все хорошо. Но бывает, что информация приходит хоть и спустя годы, но радостная. Однажды подошла ко мне женщина: «Татьяна Павловна, вы меня помните?» Сразу не вспомнила, много лет прошло. Ее брат оказался на улице, она его нашла и привела, мы нашли хорошего врача, который определил туберкулез. Его пролечили, а потом ей даже удалось его устроить на работу.

Быть или не быть сестрой милосердия? Я думаю, что каждого Господь призывает. И если есть промысел Божий о таком служении, то человек к нему придет, каким бы странным и неожиданным ни был его путь. С кем бы я ни разговаривала, вижу, что путь его был устроен.

Чтобы понять человеку, есть ли у него призвание и способности к делам милосердия, нужно брать по силам дела, иначе упадешь и здоровья лишишься.

Может, необязательно каждому быть сестрой милосердия. Мы часто сталкиваемся с ситуациями, когда бабушка живет одна и к ней соседи регулярно приходят, приносят ей еду, готовят, убирают, не думая о том, что это высокое служение милосердия.

Раньше в нашем храме всех в воскресенье призывали в больницу: если уж ты прихожанин больничного храма, нужно сделать такой шаг — прийти и помочь. Бывает, что хочешь пойти в больницу, но найдется сто других важных дел сразу. Но если все это преодолеть и дойти до больницы, поработать там, то, выходя, благодаришь Бога, что все-таки был там!
Между спонсором и бездомным

У нас есть секретарь Попечительского Совета, Алла Никитична, у которой огромный опыт общения с серьезными людьми. Она умеет подойти к человеку так, что он не просто благотворителем становится, а и в Церковь приходит. Это нужно такое сердце иметь, не каждому дано. Я совершенно не могу так всех помнить, с именами, телефонами и обстоятельствами жизни. Конечно, поздравить с Пасхой и Рождеством стараемся не забывать. Помню, один наш благотворитель, который лет пять назад немного помог, недавно попал к нам и сказал, что приятно удивлен, что все эти годы его помнят и до сих пор поздравляют. Думаю, со всеми важно работать и помнить. Часть людей со временем приходит по-настоящему, не за корыстью или ради имиджа. Если люди помогают Церкви, то постепенно они открывают для себя этот мир.

Раньше владыка собирал наших благотворителей, устраивал вечера, где рассказывал им о Церкви, о святых. Думаю, им это очень нравилось, они охотно приходили. Человек, который даже имеет все, может нуждаться в простом дружеском расположении.

В современном мире, где любая информация доступна — можно читать Евангелие, историю Церкви, — а людям все равно нужен личный контакт с верующими, требуется участие и небезразличие.

Однажды один наш благотворитель пригласил нас на свой юбилей, который отмечал очень широко в Аптекарском саду — там были столы, казачий хор, фейерверк. Он поступил как настоящий христианин — он пригласил нас на пир, понимая, что мы никогда не воздадим ему за те блага, которые получили.

Любой человек, приходя в храм, ждет утешения и понимания абсолютного и бывает потрясен, когда ему делают замечание. Святейший Патриарх Алексий II всегда призывал свечниц и постоянных прихожан быть внимательными к новым людям. Но тем не менее не всегда получается с максимальным комфортом провести время в храме — обязательно кто-то на ногу наступит. Входя в храм, человек имеет надежду на помощь. Человек советский был так воспитан, что ему многое государство давало, с тем и в храм иногда идут, с потребительским отношением.

В начале девяностых очень часто в храм за помощью приходили люди без определенного места жительства, просили денег на дорогу домой, причем всегда куда-то очень далеко, в Архангельск, Хабаровск например. Мы их отправляли, но потом они возвращались (высаживались на ближайшей станции, продавали билет). Грустно и обидно было видеть их через некоторое время опять в дверях храма. Иногда начинаешь сердиться — но ведь это просто несчастные люди. Дети, пожившие на улице, без режима — что хочу, то и делаю, — они сбегают отовсюду. Так и взрослые. Но сейчас таких людей стало значительно меньше, чем в начале девяностых годов.

Когда - то я сетовала отцу Александру Доколину (он долгое время был директором нашего Свято-Софийского детского дома), что дети выросли и от нас ушли, мы не знаем, как они живут и что с ними, он ответил, что у них есть в памяти место, где их всегда примут, когда им станет плохо.

У нас был такой подход — помочь человеку всегда. Даже если ничего не можешь сделать — утешь. Бывают абсолютно неадекватные люди, но все-таки мы стараемся их пристроить куда-то. Ищем пути.

Милосердие — это доброе отношение к людям. Все наши порядки и строгости должны быть на втором месте. Хотя без требований и порядка не получится служения.
Были ситуации, когда казалось — вот-вот и закончится все, денег нет. Я приходила к отцу Аркадию, а он говорил: «Татьяна Павловна, если мы делаем богоугодное дело, Господь всегда поможет и деньги найдутся». И все эти годы так всегда и было.

Подготовила Светлана ГАДЖИНСКАЯ

Версия для печати

Тэги: Личность  Женщины в Церкви  Опыт веры