Иногда человек чувствует потребность самому себе объяснить — почему он верит в Бога? Как это получилось? Опыт такой автобиографии, написанной нашей современницей, мы вам предлагаем. Этот пример поучителен для некоторых слишком ревностных прихожан: не всякого подростка с яркой татуировкой и волосами зеленого цвета уместно попросить выйти из храма. Вдруг из него потом получится добрый христианин?
В Клин к родственникам мы ездили редко. И прабабушка Ульяна радовалась каждой нашей встрече. Она доставала из серванта праздничные чашки с красными цветами, и мы с мамой, наслаждаясь ее заботой, прихлебывали горячий чай «по-настоящему» — из блюдечка. Заскучав, я выбегала из-за стола, пряталась за шкаф или за дверь и дразнила бабушку из укрытия: «Бога нет!» Она была верующая, мне это казалось необычным и достойным «особого внимания». Прабабушка по-старчески охала: «Ну что же ты, Катинка, говоришь-то!», пыталась поймать меня, загородить мое богохульство. А я увертывалась от нее, смеялась и продолжала свое занятие. Вот такая была забава.
Когда лет в шесть я спросила у родителей о происхождении мира, меня отвели в Музей Дарвина. Но упомянули и другую — «мифическую» — теорию. Она была не так логична, но, помнится, понравилась больше. К моему удивлению, мне разрешили выбрать любую версию, потому что «ни одну из них ученые пока не доказали».
На вопрос, есть ли Бог, мне ответили, что это каждый для себя решает сам. Помню, я была дома у бабушки, они с дедушкой сидели на диване. Я стояла совсем рядышком, перед журнальным столиком, и принимала вселенское решение. Мне как-то сразу показалось, что возможность существования кого-то вездесущего и всеобъемлющего более вероятна, нежели ее отсутствие. И тогда я ответила утвердительно. С тех пор никогда более в жизни к этому вопросу я не возвращалась. А после осмотра облезлых чучел в Музее Дарвина я заподозрила, что мир создал тоже этот Он, а вовсе не эволюция или «мифический бог из мифической теории».
Родители мои люди ученые. Нельзя сказать, что неверующие, но невоцерковленные. Когда прабабушка умирала, мне было лет восемь. Она кому-то из многочисленных внуков и правнуков оставила в наследство гараж, кому-то дом, а мне — крестик и просила «Катинку покрестить». Мама успокоила ее на смертном одре, сказала, что все сделали, и прабабушка мирно отошла. Но в действительности мама смущалась пойти в храм, не знала, как лучше подступиться, и крещение мое забросила. Потому что «надо, чтобы человек сам осознанно сделал выбор, и навязывать ему религию неэтично».
Прошел год после смерти прабабушки, и в класс к моей двоюродной сестре пришел священник. В начале девяностых в школу мог прийти представитель любого учения, но, видно по молитвам усопшей прабабушки, батюшка оказался православным. После урока он пригласил всех к нему в храм св. апп. Петра и Павла на службу и предложил покрестить желающих. Ради такого удобного случая, вспомнив обещание прабабушке, в ясеневский храм привезли с другого конца Москвы и меня. Перед крещением мама очень переживала, что я откажусь надевать необходимый для посещения храма платочек, но я согласилась на удивление быстро и, в свою очередь, сразила ее риторическим вопросом: «Ведь если меня покрестят — мне надо будет верить?»
На этом официальное общение с Церковью прекратилось для меня на долгие годы. Как звали того батюшку, я не знаю, но храм этот я потом узнала — это было подворье Оптиной пустыни. Мое духовное воспитание было оставлено на самотек. Даже крестик я не носила и не помню, как выглядел тот, прабабушкин, доставшийся в наследство.
Лет в десять я попробовала молиться. Как это делать, я не знала, но мне очень хотелось общения с тем неведомым мне Богом, во имя которого меня покрестили. Я попыталась говорить с Ним своими словами. У меня получалось несколько панибратски, «на ты». Примерно так: «Что Тебе стоит, помоги мне, пусть мама не болеет, пусть бабушка не умрет, пусть не будет войны, Ты же мне друг». Но молиться так было отчего-то страшно. Меня смущало, что в этих просьбах были лукавство и, главное, лесть. Очевидно, и этот путь общения с Богом был неверным. Но придумать какую-нибудь альтернативу я не могла. Поэтому все-таки не пропускала ни одного вечера — пыталась хоть как-нибудь пару слов Ему сказать. Я действительно размышляла о Нем, и мне очень хотелось диалога. Кто-то меня научил креститься, и я внесла этот элемент в свое «вечернее правило». Чтобы никто не уличил меня в мракобесии, я совершала свой ежедневный обряд под одеялом.
Прошло года два. Однажды над кроватью у меня появилась крошечная иконочка св. вмц. Екатерины. Наверно, кто-то из взрослых приходил в гости и подарил ее мне. Примерно в это время к нам в школу приходили протестанты (разумеется, учить английскому языку). Они подарили мне гуманитарную ветчину и Библию. На уроке молодые американцы пели нам песни, а я все равно знала, что вера у них неправильная. Хотя кое-что из их «проповеди» врезалось мне в память надолго. На одном из занятий протестанты сказали: «Зачем нужны эти ваши святые, если можно обращаться непосредственно к Богу, ко Христу?» У меня и раньше-то не получалось молиться перед образом незнакомой мне св. Екатерины, а после этих слов я и вовсе смутилась. К сотворению мира и конкретно созданию меня св. Екатерина не имела никакого отношения, чем же она может мне помочь? О чем ее просить? Лучше и правда говорить сразу с Богом, напрямую! Что я и продолжала делать, гордясь своим знакомством. Снимать иконочку своей святой покровительницы я не стала, но она много лет провисела за занавеской и некоторое время даже служила подставкой для появившейся позже иконочки Христа.
Моя соседка ходила в воскресную школу. Я знала, что существует специальная книга с настоящими молитвами Богу. Мне было лет двенадцать, и я у просвещенной подружки эту чудо-книгу под большим секретом выпросила. Внимательно изучила ее содержание, пока мама была на работе. Но ни слова не поняла и в скором времени вернула назад, тщательно скрывая от всех свои «духовные искания». Подаренную протестантами Библию я боялась брать, ибо она лежала на виду в гостиной и меня могли уличить в нездоровом интересе.
В восьмом классе я стала прогуливать уроки. Бродить по старым замоскворецким улочкам было интереснее, чем сидеть за партой, тем более город свой я очень люблю. Но зимой особенно не погуляешь — холодно. И я пошла в Донской монастырь, надеясь там погреться. Нельзя же вернуться домой раньше времени. Я гуляла по монастырскому кладбищу, разглядывала надгробия, фотографировала их. Особенно меня трогали надписи вроде «Добрый человек, ты меня не знаешь, наверно, ты живешь через несколько столетий после моей смерти, но прошу, проходя мимо этого могильного креста, помяни р. Б. имярек…» Бывало, на камнях писали молитвы, и я их читала. А когда мне становилось холодно — шла в храм. Там было тепло, и меня никто не выгонял.
Обычно так совпадало, что когда я окончательно замерзала на кладбище и приходила греться — в храме начиналась литургия. Впечатлений от первых служб у меня два. Первое. Я чувствовала, что в этом храме собрались такие же, как я, и они тоже знакомы с Богом, которого и я знаю. Возможность перекреститься при всех и не оказаться в центре удивленного внимания доставляла мне неописуемую радость. И второе впечатление. Когда прихожане начинали петь хором «Верую» или «Отче наш», а некоторые при этом стояли на коленях, я отчетливо понимала, что все эти люди абсолютно сумасшедшие. Безумные фанатики. И мне среди них, конечно, не место.
Но я продолжала приходить, меня притягивала наша общая с этими людьми тайна. Я убедила себя, что, даже если все они больные на голову (что было для меня очевидно), все равно в храме очень красиво поют и вкусно пахнет. Ведь кто-то платит деньги за билеты в театр, а я могу ходить сюда бесплатно. Службу я не понимала, к кресту не подходила, просто стояла и рассматривала все вокруг. Когда мне надоедало, я уходила. Но обычно все-таки оставалась до конца службы. А конец в моем понимании был, когда дьякон повязывал крест-накрест орарь. Я зорко за этим следила. Со временем стала подходить ближе к иконе Спасителя и молилась Богу, как делала это дома перед сном. Очертания моего Неведомого Бога как-то безболезненно слились в моем сознании с образом Христа. Однажды я набралась смелости и даже решила подойти приложиться к иконе. Я проследила, как это делали другие, со знанием дела подошла, но задела висящую сверху лампаду, и масло вылилось мне на голову. Пришлось с позором ретироваться.
Бедные церковные бабушки были от меня в ужасе. Мне было четырнадцать лет, и в каком только виде не приходила я в храм! В рваных джинсах, с безумными прическами, и пьяная, и с гитарой. Но я не обращала ни на кого внимания, я была в упоении моим Богом, наконец обретенным. Он не мог меня не принять или выгнать, я же сама шла к Нему! Какая разница, как я выгляжу, ведь Он все равно видит меня насквозь. Я стала ходить не только в Донской монастырь, но и в другие храмы, бывало, что по нескольку раз на дню. То есть заходила почти всегда, если проходила мимо. Службу я не знала и не особенно на нее стремилась. Меня восхищала именно постоянная возможность в любой нужде прийти за помощью к Богу. Он невидимо присутствовал в любом храме, в который я заходила, и это был тот самый Бог, Которого я так давно знала.
В это время я попала и в церковную лавку. А там было для меня раздолье! Столько книг, и все о том, что меня так живо интересовало. Я копила деньги и скупала все подряд. Меня очень интересовал незнакомый мне сакральный быт верующего человека. Это было невероятно увлекательно. Я читала брошюры запоем. Прочитанные книги прятала под матрас. Одной из первых «толстых» книг мне где-то попался труд о. Александра Меня «О молитве». Больше его книг я не осилила, но та первая поразила меня. Под этим впечатлением я даже купила себе молитвослов и Евангелие. Но разговаривать с Богом по бумажке я все равно не смогла и продолжала по вечерам молиться своими словами.
Обо всем этом, конечно, никто не знал. Я умело шифровалась от родителей. Пожалуй, и из моих знакомых никто не мог и догадываться о моих странностях. Тем более я вслед за просвещенной общественностью занималась йогой, читала книги по буддйстской философии, увлеклась психологией. И вообще вела самый бесшабашный образ жизни. Любопытно, что среди моих друзей быть буддистом значило быть чуть не просветленным гуру, понимающим толк в добре и зле, а быть православным казалось архаично и неприлично для думающего человека.
Летом после девятого класса мне исполнилось пятнадцать лет, и друзья пригласили меня на Соловки. Там я отбилась от своей компании и временно присоединилась к не менее развеселой группе реставраторов. Днем мы помогали ремонтировать мостовую перед входом в Кремль, а ночью рассказывали друг другу страшные соловецкие байки. Как-то раз, когда все уже уснули, а мне все еще продолжали мерещиться лагерные пытки, я пошла на улицу. Взошла луна или тогда были белые ночи — не помню, но на воздухе было светлее и дружелюбнее, чем в нашей мрачной келье. Я бродила по пустому монастырю и случайно зашла в Преображенский собор. Он был открыт, тогда внутри еще не было иконостаса и престола. Только свежевыкрашенные белые стены и кафельный пол в шашечку. Сверху, с единственной уцелевшей фрески на меня смотрел Господь. Я села «по-турецки» на полу в центре храма и прислушалась.
Никогда я не слышала такой тишины, как там, на Соловках. В храме было светло. Не помню почему, наверное, лунный свет отражался от белых стен или, может быть, уже светало. У меня с собой был молитвослов в тонком переплете. Я открыла его и стала читать вслух, сидя в центре храма. Первый раз я читала эти молитвы и начинала понимать, о чем они. Собор сохранил замечательную акустику, и я слышала свой голос. Как будто я говорила не одна, будто кто-то вторил мне. Казалось, это был мой Ангел Хранитель. Сколько я там просидела — не помню, но, кажется, долго. В келью я возвращалась утром. Немногочисленные монахи, подвизавшиеся тогда в обители, шли на полуночницу, и мне почему-то захотелось пойти с ними. Первый раз я осознанно пошла на службу.
В Москве я рассказала о своей соловецкой жизни, и мне предложили съездить в Оптину пустынь. Будто бы там есть один монах, которому что-то рассказывали обо мне, и он в порыве гостеприимства даже приглашал меня в гости. Недолго думая я поехала. Когда подъехал мой автобус, в монастыре заканчивалась литургия и монахи выходили из Владимирского храма. Никогда раньше со священниками я не разговаривала, а тем более с такими важными, в мантиях и клобуках. С трудом набралась храбрости, подошла к первому попавшемуся и спросила нужного мне отца. Спрашивать «отца» было неудобно, но в чужой монастырь, как известно, со своим уставом не ходят — пришлось. А нужный мне отец, как выяснилось, шел мимо. Я представилась, сказала, что по его приглашению приехала на недельку-две пожить. Батюшка распорядился, чтобы меня напоили чаем, а сам пошел в трапезную за едой для меня.
Там и началось мое воцерковление. Мне было семнадцать лет. Много чад со своими знакомыми приезжали летом к батюшке. Днем между службами мы все сидели за чаем и разговаривали друг с другом или слушали батюшку, если он мог быть с нами. Вечером, если была возможность, батюшка бродил со мной по монастырскому двору и отвечал на мои бесконечные вопросы о вере, о Церкви, о Боге, о молитве. Я расспрашивала, как он поверил в Бога, зачем стал монахом, почему православным. На службы я почти не ходила. Мне было очень трудно на них стоять. Особенно на литургии. Когда пели «Верую», мне почти всегда становилось плохо, в груди все с невыносимой болью сжималось, было трудно дышать, кровь отливала от головы, и я падала в обморок. Поэтому я больше гуляла по лесу вокруг Оптины или сидела на лавочке внутри монастыря, читала батюшкины книги.
В свой первый приезд я не исповедовалась и не причащалась. Моим основным занятием в Оптине было изучение этих странных людей — монахов. Чем они живут и что думают. Часто успешные в миру, они его оставили, изменили даже имя и начали другую жизнь, посвятив ее Богу. Своей твердостью в отречении от мира они свидетельствовали истинность Православия. За их поступок я поверила им. Иначе и быть не может, разве кто-нибудь отрекся бы от всего, что имел, ради абстрактного, неизвестного ему лично Бога? А если истина в Православии, то пришлось согласиться, что и путь к Богу, который предлагает Православная Церковь, верен. Хотя до Оптины церковные таинства казались мне приятным дополнением к «Богу в моей душе», а вовсе не путем к Нему.
Уехала я из Оптины в некотором замешательстве с кипой литературы и приглашением приезжать еще. Но первое время я выбиралась редко. Мои родители очень волновались, зачем я опять так далеко еду, тем более была там всего год назад и все уже видела. Не лучше ли поехать на море отдохнуть? А меня тянуло к моим удивительным монахам. Это был какой-то совершенно другой мир. Так непохожий на мою обычную жизнь. И он мне нравился. Эти монахи жили в иной плоскости, дерзко меняли привычные ценности, расставляли свои приоритеты в жизни. Оптина начинала мне сниться, и я ехала снова, вырвав неделю или две из будничной жизни.
В свой третий приезд я исповедовалась. В соседней комнате томилась целая очередь чад, но батюшка просил меня не торопиться. Мы разговаривали около двух часов. Подробно разобрали всю мою жизнь и пришли к неутешительному выводу, что, не исправив ее, причащаться мне нельзя. Я старалась ездить в Оптину чаще. Как-то само собой вышло, что батюшка стал мне духовным отцом и духовником. В монастыре я старалась ходить на все службы. А чтобы на Литургии не падала на пол — монахи мне подарили крохотный стульчик, и я на нем в храме сидела, если мне становилось плохо. Я часто исповедовалась. Читала покаянные каноны — это была моя епитимья. Но до причастия меня не допускали.
Так прошло несколько лет. Накануне праздников батюшкины чада всегда собирались вместе в монастыре. Перед причастием готовились к исповеди, читали вместе правило. Я была как будто тоже со всеми, но в действительности они-то были одного духа, а я, которая так много тщеславилась своим давним «знакомством с Богом», в самом главном оказалась за дверью с оглашенными. И это был мой выбор. Было страшно. Мне впервые открылось реальное положение вещей. Я думала, что уж я-то с Богом, а оказалось, вовсе и нет — оказалось, себя-то я люблю значительно больше. А если не с Богом, то с кем? Правильно.
Все разрешилось чудом. Молитвами, любовью и терпением моих милых монахов мне удалось кое-как справиться со своими страстями. Первый раз я причащалась в Великий четверг, через три года после первой исповеди. Это был первый сознательный пост, монастырская Страстная неделя и первая моя Пасха со Христом.
Знаете ли вы Москву?
Какая улица в столице самая длинная, где растут самые старые деревья, кто изображен на памятнике сырку «Дружба», откуда взялось название Девичье поле и в какой стране находится село Москва?
Ученье — свет
Приближается 1 сентября, день, дети снова пойдут в школу. Знаем ли мы, как и чему учились наши предки, какие у них были школы, какие учителя?
Крещение Руси
День Крещения Руси пока что не объявлен государственным праздником. Однако этот поворотный момент в истории России изменил русскую государственность, культуру, искусство, ментальность и многое другое.
Счастливые годы последней императорской семьи
Мы больше знаем о мученическом подвиге и последних днях жизни этой семьи, чем о том, что предшествовало этому подвигу. Как и чем жила августейшая семья тогда, когда над ней не тяготела тень ипатьевского дома, когда еще живы были традиции и порядки аристократической императорской России?
Русские святые
Кто стал прототипом героя «Братьев Карамазовых»? В честь кого из русских святых назвали улицу на острове Корфу? Кто из наших преподобных не кормил медведя? Проверьте, знаете ли вы мир русской святости, ответив на вопросы нашей викторины
Апостолы Петр и Павел: рыбак и фарисей
Почему их память празднуется в один день, где был раскопан дом Петра, какие слова из послания к Солунянам стали советским лозунгом и кто был Павел по профессии.
400-летие дома Романовых: памятные места
Ко дню России предлагаем викторину о царской династии Романовых.
Династия Романовых и благотворительность
В год 400-летия воцарения в России династии Романовых вспоминаем служение царей и цариц делам милосердия.
Пасха
Зачем идет крестный ход знаете? А откуда пошел обычай красить яйца? А когда отменяются земные поклоны? Кто написал канон «Воскресения день»?
Великий пост
Проверьте себя, хорошо ли вы знаете постное богослужение.
СретениеРождественская викторина
Читайте также:
Иногда достаточно одного слова Протоиерей Алексий УМИНСКИЙ: “Мы часто сами не замечаем, как начинаем ходить по церковному кругу: от Пасхи до Пасхи, от исповеди до исповеди. И добрые дела творим исправно. Даже штатная единица на приходах появилась -- социальный работник. Все отрегулировано, расписано, выстроено в схему. Казалось бы, живи по этой схеме, ходи по заданному кругу, и все тебе будет! Только призыв Христа следовать за Ним при такой жизни уходит все дальше и дальше, и уже становится совсем непонятно, куда же, собственно, следовать, зачем”?
Преподобный Моисей Мурин: святой негр "Алтарники глумились над цветом его кожи и кричали «вон отсюда, чтобы нога твоя не переступала порог Божиего алтаря». Двухметровый черный великан встал перед ними на колени и сказал: «Вы не подозреваете, насколько вы правы. Я – окаянный грешник, не достоин не только у алтаря служить, но даже и переступать порог святой церкви». Моисей горько заплакал и вышел на улицу," -- священник Вадим АРЕФЬЕВ из Нью-Йорка в день памяти чернокожего святого, бывшего раба и главаря шайки разбойников, рассказывает его историю
Личность и Церковь: Не проглядеть повседневность «Иисус Христос вчера и сегодня и вовеки Тот же», повторяем мы слова Послания к Евреям (13:8), но редко задумываемся: а в каком отношении верны эти слова? Они говорят о Христе как о Боге, о нашем Спасителе, нашей Надежде. Во всех событиях земной жизни, во всех наших бурях и волнениях Он остается неизменным.
Личность и Церковь: Разговор о перемене ума Мы разные или мы одинаковые? Конечно, на этот вопрос можно ответить и да, и нет. Это ведь с какой стороны посмотреть, и порой наш ответ очень зависит от ситуации. Думать, что мы все одинаковые, просто. Так «мыслит» о человеке большая машина — государство или корпорация, их служащие и служители, вольно или невольно положившие идеологию в основу своего мировоззрения.
Личность и Церковь: Дворец из кубиков Отличается ли современный человек от человека Средневековья или даже человека ХIХ века? Конечно, ибо живет в совершенно иную историческую эпоху, в ином мире, в ином культурном контексте.
Личность и Церковь: Человек выходит из комы Хрестоматийных «злых бабушек» в храме давно нет. В начале девяностых бывали случаи жалоб от прихожан на некорректные замечания старушек-сотрудниц, но мы сотрудниц быстро перевоспитали, а старушки-прихожанки сами перевоспитались. Теперь бабушки, хотя не всегда бывают правы, но почти всегда бывают приветливы с прихожанами.
Коллективный разум: как изучают Писание в библейских группах? Для чего существуют евангельские кружки? Корреспондент «НС» Анна ПАЛЬЧЕВА побывала на некоторых и них и с удивлением обнаружила, что они могут строиться на совершенно разных принципах. Так как правильнее совместно изучать Евангелие и зачем это нужно вообще?
Вот такие загадочные пироги В подвале бывшего дома епископа Костромской епархии располагается студия звукозаписи «Н.О.Г.А», где группа «Комба БАКХ» на поломанном синтезаторе, допотопном компьютере и прочих подручных музыкальных и не очень инструментах записала все свои 50 альбомов. Их музыка -- это электронные инструменталы с семплами из «Гражданской обороны», Жана Вайклефа, Стравинского. Журнал «Афиша» еще три года назад написал о группе: «Это, пожалуй, самое интересное, что случилось в российской музыке за последние годы»
Бессменный поэт группы "АукцЫон" восстанавливает храм Однажды мой мобильник зазвонил, отобразив незнакомый номер, вежливый мужской голос представился Дмитрием Озерским из «АукцЫона» и стал говорить что-то про разрушенный храм в Ленобласти. «АукцЫон» я знаю с юности, но в течение первых пяти минут разговора сознание с трудом пыталось сопоставить имя этой популярной группы с восстановлением храма. Зато потом, когда мы познакомились с Дмитрием лично, таких «нестыковок» больше не было. Наоборот, последовательная, без самопиара, небыстрая, но верная деятельность по восстановлению храма святого апостола Фомы в деревне Красный Бор казалась логичной для его образа
"В жизни ощущалась таинственная и добрая интрига" Как лучший период своей жизни Рената ГАЛЬЦЕВА вспоминает работу над «Философской энциклопедией» в самые застойные советские времена. Это была попытка возродить подлинное творческое лицо философии. Такая задача, естественно, раздражала идеологическое начальство, и ее можно было назвать «маленьким крестовым походом». По ходу дела Гальцева занималась распространением самиздата русских религиозных мыслителей: «Из-за границы давали книгу, Рената подходила к опечатанному ксероксу и внушала работнице ксерокса, что это очень нужно для России», - вспоминает литературовед Ирина Роднянская. Сегодня Рената Гальцева в интервью «НС» говорит о том, почему, приходя в Церковь, многие художники и писатели начинают писать «хуже» и как не бояться старости
Личная встреча «Один священник на проповеди говорил, что большинство из нас не видят в Евангелии личности Христа, и тогда, если Он не становится для нас самым близким, нам трудно исполнять заповеди, трудно любить. Я крестилась 20 лет назад, все эти годы хожу в храм, причащаюсь, читаю Евангелие -- но я не вижу в Евангелии живого Богочеловека, скорее какую-то схему и свод законов. Только в описании крестных страданий Христос становится близок лично мне, в остальном я Его не вижу. А есть ли в Евангелии Христос как личность?» (Из письма в редакцию)
Своими мыслями о том, как читать Евангелие, делится библеист Андрей ДЕСНИЦКИЙ
Для чего Он меня оставил? Как трудно бывает увидеть, услышать, почувствовать Божие присутствие в своей жизни. Иногда кажется, что Бог совсем отвернулся от человека и не делает никаких шагов навстречу. Почему так? Зачем? Насколько было бы проще, если бы Он не скрывался, если бы не пришлось вечно теряться в догадках, пытаясь понять Его волю
Почему я не ушла из Церкви «Прийти» в Церковь не сложно. Во всяком случае, всегда найдется приход, где тебя крестят, не допытываясь о серьезности твоих намерений и глубине знаний катехизиса. Формально войти в Церковь легко. А вот остаться – это уже задача совсем иного порядка. Обстоятельства складывались так, что вскоре после крещения я должна была навсегда уйти из Церкви, с досадой хлопнув дверью. Но этого не произошло. Сегодня мне кажется, что Сам Христос держал меня за руку.
Александр Архангельский: «Советская система была системой катакомб» Вчера, 29 мая журналист Александр Архангельский получил ТЭФИ-2011 за свою информационно-аналитическую программу «Тем временем». Александр широко известен и как автор ряда документальных сериалов - его фильм "Жара" осенью прошлого года стал событием в осмыслении отношений Церкви и интеллигенции. О фильме, посвященном религиозному возрождению в брежневском СССР, с автором «Жары» беседовал корреспондент «Нескучного сада» Михаил Эдельштейн.
Плакать, гневаться и смеяться Поэта Тимура КИБИРОВА долгое время приписывали к концептуалистам, известным своими формальными экспериментами и насмешками. Чем дальше, тем больше подобная классификация вызывала сомнение. А сейчас поэт подготовил новый сборник — «Греко- и римско-кафолические песенки и потешки», который открывает и вовсе неожиданного Кибирова-христианина. Проповедника и моралиста, готового шокировать современное культурное сообщество
Нырок в глубину и путь наверх То, что может делать эта женщина, не укладывается в голове: она ныряет без акваланга на глубину 100 метров, может задерживать дыхание на восемь с лишним минут, плавала с полярными китами в Белом море при температуре воды минус два градуса… О глубине, страхах и Православии — чемпионка мира по фридайвингу, нырянию без акваланга на задержке дыхания, Наталья АВСЕЕНКО.
Бессмертие для атеиста Душа по природе своей христианка, говорил Тертуллиан, имея в виду, что зерно веры есть в каждом человеке, даже атеисте. Биофизик Симон ШНОЛЬ как раз из таких — материалистов с душой христианина. Сын репрессированных родителей, он с благодарностью вспоминает свою непростую жизнь, а десять заповедей считает кодексом чести любого приличного человека. Почему не все порядочные люди приходят к вере? Ответа на этот вопрос, наверное, нет. Но и не задаваться им тоже невозможно
Письма со Святой Земли В распоряжении нашего журнала оказался интересный документ: подборка писем, посланных из Иерусалима в Москву нашей современницей своим внукам. Описание Святого Града — жанр, уходящий в глубокую древность, в первые века христианства. В письмах, предлагаемых нашим читателям, современные реалии сочетаются с древними, точнее, вечными чертами Иерусалима и Святой Земли. Тем, кто там еще не был, эти письма помогут понять, что чувствует современный православный человек, оказавшийся в местах, про которые всю жизнь читает в Библии.
О двух путях О предательстве Иуды, о непостижимости судеб Божиих, о том как грешники становятся праведниками и как призванные к святости нисходят во глубину ада сказал в своей проповеди на Литургии Преждеосвященных Даров в больничном храме, в Великую среду епископ Смоленский и Вяземский Пантелеимон
Перепечатка материалов сайта в интернете возможна только при наличии активной гиперссылки на сайт журнала «Нескучный сад».
Перепубликация в печатных изданиях возможна только с письменного разрешения редакции.