Взрыв в центре Осло и массовый расстрел на острове Утойя вновь заставляют задуматься о многоликости и непредсказуемости современного терроризма. Почему некоторые люди берутся за оружие и отправляются убивать других? Среди исследователей, предлагающих свои ответы, — американец иранского происхождения Фатали М. Мохаддам, выпустивший книгу «Терроризм с точки зрения террористов: что они переживают и думают и почему обращаются к насилию» (М., 2011). Автор утверждает, что террористы отнюдь не аморальны. Наоборот: у них «очень четкое осознание добра и зла».
Дорогая редакция
Вопреки заголовку, утверждающему предметом разговора терроризм как таковой, посвящена книга Фатали Мохаддама терроризму конкретно исламистскому. Но об этом вы узнаете не раньше, чем начнете читать предисловие.
Другая, не самая приятная, особенность выпущенного исследования — русский перевод с английского, выполненный В. А. Сосниным и прошедший недостаточную литературную редактуру. Впрочем, стиль еще полбеды; авторская мысль, похоже, передана без смысловых издержек. Куда досаднее на финишной прямой наткнуться на «транcценденталиста Генри Торэу».
Конечно, можно не знать о том, что был такой (всемирно знаменитый, ну да ладно) чудак Генри Торо, хотя подобной неосведомленности не ждешь от старшего сотрудника Института психологии РАН. Но не увидеть в фамилии Thoreau французский «след»; не справиться, как правильно звучит фонема «eau» и как она обычно переводится на русский; не уточнить, в конце концов, упоминалась ли ранее эта персона в русской литературе (начиная с XIX века, необозримое число раз), — все это, к сожалению, говорит не о случайном ляпе, не о простительном незнании, а о зловещей, системной халтуре, подрывающей доверие ко всей работе в целом.
Их взгляды
Теперь об авторе и о его работе. Профессор психологии Джорджтаунского университета, опубликовавший десятки трудов по социобиологии и специализирующийся на странах Ближнего и Среднего Востока, Мохаддам был вывезен из родного Ирана в восьмилетнем возрасте и получил образование в Великобритании. Помимо академической карьеры, работал в ООН и посещал горячие точки.
«Терроризм с точки зрения террористов: что они переживают и думают и почему обращаются к насилию» — не то чтобы научный труд, философское размышление или публицистика. Скорее, перед нами рассуждения титулованного специалиста широкого профиля; развернутое выступление эксперта, чей взгляд на проблему, несомненно, разделяет множество людей на Западе и не только. Именно этим его книга и интересна.
Идентичность — дело тонкое
Доказав в первой главе, почему нам важно научиться рассматривать мир с точки зрения террористов (вкратце: для того, чтобы понять и изменить условия, благоприятные для их психологического формирования, — а вы как думали?), Мохаддам переходит к рассмотрению «проблемы идентичности». Становление террористом не сводится к членству в соответствующей организации или к участию в теракте — это также и процесс формирования особой идентичности, включающей в том числе особое моральное сознание.
Да-да; какими бы чудовищами террористы нам ни казались, они, утверждает автор, отнюдь не аморальны. Скорее наоборот, у них «очень четкое осознание добра и зла (справедливости — несправедливости, правды и неправды), но это не наше понимание добра и зла. <...> И именно потому, что их мораль так сильно интегрирована с их идентичностью и служит твердым основанием для их категориальных идей и взглядов в отношении добра и зла (справедливости — несправедливости), в отношении того, кто с ними и кто против них, — именно это делает их способными совершать террористические акты».
Рассматривая страны Ближнего и Среднего Востока, автор отмечает амбивалентность отношения мусульман к западному миру: одновременные притяжение и отталкивание; симпатии, переходящие в слепое копирование западных образцов, — и непреходящий страх раствориться в чужой культуре, растеряв собственную аутентичность.
Помимо источника технических новаций, которым невозможно противиться, Запад, хочет он того или нет, служит заманчивым символом освобождения практически для всех меньшинств, начиная с женщин, — и это тоже сильно беспокоит как представителей самих меньшинств, так и фундаменталистов.
Следует учесть и многочисленные геополитические разочарования мусульман событиями XX века, а также сыгравшие с ними злую шутку природные богатства — см. так называемый «парадокс нефти», хорошо знакомый россиянам на собственной шкуре (правительство, располагающее огромными ресурсами в виде черного золота, становится независимым от народа).
Мохаддам тщательно перечисляет порядки и традиции, мешающие развиваться: «крайне иерархическая и доминантно мужская племенная система» (свойственная в первую очередь Саудовской Аравии, но не только); семейственность; отсутствие сменяемости власти, а следовательно, и оздоровляющей кадровой ротации; отсутствие демократических институтов или их циничные подобия...
Многое в этом перечне знакомо и нам. Даже в странах, в разные периоды имевших шанс преодолеть семейственность и деспотизм, в Кувейте, Иране, Египте, модернизация закончилась провалом. На этом фоне зарождение и укрепление Израиля, единственной понастоящему демократической страны в регионе (без нефтяных, причем, месторождений), прозвучало кодой, как бы окончательно подтверждающей полную социальную несостоятельность богатых и многочисленных исламских соседей.
Диагноз, который автор ставит мусульманскому сообществу, краток: кризис идентичности. И наиболее остро этот кризис, выраженный в чувстве социальной депривации и собственного бессилия, переживает молодежь — крупнейшая, активнейшая и растущая на 3-4 процента в год возрастная группа региона.
Вверх по лестнице, ведущей вниз
Переходя к обсуждению исламистского террора, Мохаддам предлагает образ так называемой «лестницы терроризма», состоящей из пяти ступеней; собственно теракт — последняя. На самых первых уровнях находятся обычные граждане, у которых есть объективные и субъективные причины испытывать неудовлетворение жизнью. Ни социальным положением, ни личностными качествами, ни прочими характеристиками будущие террористы не отличаются от любых иных недовольных жителей Земли.
Второй уровень предусматривает известный в социобиологии механизм смещения агрессии на удобную и, главное, доступную мишень — в случае исламистских террористов это США, Израиль, Европа и т. д. Здесь автор использует сомнительную метафору с родителем, вернувшимся домой и срывающим накопившуюся злобу на ребенке: точно так же и шахид устремляет агрессию на беззащитную и доступную цель, не сознавая причин переживаемого им бешенства.
На третьем уровне, по мнению Мохаддама, в сознании происходит закрепление ряда «террористических мифов». В частности, «убежденность в том, что как коллектив, общность живут в иллюзорном мире и что как группе им необходимо “пробудиться”», а также вера в то, что цель оправдывает средства. К этому периоду относится включение будущего террориста (чаще всего молодого неженатого мужчины) в группу, участники которой «потенциально или реально симпатизируют террористам и их связям». Новые привычки, минимизация и цензурирование поступающих сведений, пребывание в обстановке секретности бок о бок с другими юнцами — все эти факторы как бы подхватывают новобранца и уже почти несут его на следующий уровень.
На уровне номер четыре, то есть после рекрутирования в подпольную сеть, у человека практически не остается возможностей ее покинуть. Психологически он «завершает принятие идентичности террориста и процесс погружения в мир жесткого категориального мышления на основе принципов “мы против них” и “убить или быть убитым”».
Мохаддам разбирает распределение ролей в террористических организациях, а также объясняет функции каждой из них. Заинтересовавшегося читателя отсылаем к книге, а здесь отметим, что именно на этой стадии будущий террорист приобретает четкое место в организации, которую теперь «не сможет покинуть до конца своих дней».
Из исследований конформности человеческой психологии известно, что «“нормальные” индивиды могут становиться “ненормальными” благодаря влиянию групповых норм». Описывая пятый уровень, Мохаддам разбирает особенности группового мышления. Например, феномен «слепого подчинения» и знаменитые эксперименты Стенли Милгрэма, показавшие, что при определенных условиях самый обычный человек способен наносить ближнему тяжелейшую боль, пребывая в уверенности, что производимые им пытки имеют воспитательное значение, требуются по инструкции и т. д.
Все эти свойства психики не только используются технологами террористических ячеек на полную катушку, но и играют куда большую роль, чем, например, материальное вознаграждение за осуществленный теракт или лестное террористу внимание СМИ.
Вся власть народу
«Как решить проблему терроризма? — вопрошает автор. И продолжает: — Предлагаемые меры — расширение военного присутствия в опасных точках; проведение скрытых упреждающих операций; отслеживание смертников и т. д. — могут быть только частью решения проблемы. Поскольку направлены на борьбу с отдельными террористами, а не с терроризмом. В качестве отдельных средств они жизненно необходимы, но в целом — бьют по вершине айсберга и не задевают его подводные уровни, представляющие наибольшую угрозу».
В качестве долгоиграющей стратегии Мохаддам предлагает т. н. «контекстуальную демократию», под которой разумеет точечное развитие тех институтов, чье отсутствие особенно пагубно влияет на социальный климат в той или иной стране.
Это может быть стимулирование секулярных оппозиционных групп или поддержка демократических традиций в шиизме. Автор подчеркивает, что суть демократического устройства, сколь бы ни отличались его разные версии в разных странах, в «уверенности гражданина, что он включен в процесс принятия решений» — а это ощущение возможно развивать и в краях, далеких от западных стандартов управления.
Религия мира
Увы, но предлагаемая автором панацея убеждает меньше, нежели проведенный им техосмотр азиатских стран или анализ ошибок во внешней политике Соединенных Штатов. Что ж, не впервые описание пожара выходит убедительнее составленного тем же автором плана по эвакуации. И тем не менее помыслы профессора благие, и со многими его раскладами желания спорить нет.
Однако вот что кажется упущенным, причем не только в предложениях Мохаддама, но и в других экспертных заключениях на тему исламистского террора, которые мне доводилось видеть: кто должен стать субъектом диалога, который мировому сообществу давно пора начать с исламским миром? Понятно, что не сами террористы — с ними пусть дискутируют спецслужбы и юристы.
Понятно, что не госчиновники и не политики — они свидетели, а не ответчики за терроризм сограждан. Духовные наставники ислама: аятоллы и муфтии, имамы и алимы — вот кто по-настоящему ответствен за все случившиеся исламистские теракты, от первого из них и до последнего. Не в юридическом, а в нравственном, идейном и религиозном смыслах.
Проблема ведь не в том, что некие криминальные структуры систематически вовлекают отдельных мусульман в индустрию смерти. Проблема в остром дефиците лидеров, которые бы громко и доходчиво внушали посетителям мечетей, что террорист, запятнанный невинной кровью, не прославляет, а позорит веру и единоверцев. И что не гурии ему положены в раю, а пекло адское и горькое раскаяние.
Мы часто слышим и читаем, как христианские священники берут, не дожидаясь приглашения, на себя моральную вину за кровь, пролитую каким-нибудь крещеным идиотом; как призывают они к покаянию всю паству за совершенный кем-то близким грех. И это несмотря на то, что среди «белых» террористов практически не встретишь воцерковленных христиан (возьмем хотя бы разуверившегося норвежца Брейвика), а террористы-мусульмане сплошь фанатично набожны. Казалось бы, могучее влияние исламского духовенства на прихожан могло бы вырасти в сознательную, добровольную готовность разделить вину за преступления шахидов. В реальности, однако, все наоборот — чуть кто-то подорвался, прокричав «Аллах Акбар» и унеся чужие жизни, мы слышим: мол, не надо спекулировать, религия здесь совершенно ни при чем. Еще используется магическая формула, что террористы не имеют, мол, национальной и религиозной принадлежности. Тогда позвольте уточнить, ученые отцы: с какой они планеты прилетели?
Иной раз кажется, что даже заповеди Корана сегодня забыты улемами и муллами настолько, что впору человечеству справляться о его священных сурах — неужто в них предписано взрывать живых людей? Иначе как понять толпу народа — в Афганистане или в Палестине, — ликующую, видя обрушение башен-близнецов; от счастья прыгающую при виде мертвых тел (людей любых национальностей, сословий и конфессий)? Неужто эти радостные толпы верят в Бога, Единого для иудеев, христиан и мусульман?
Конечно нет, и в Пятикнижии (священном для всех трех авраамических религий) об этом прямо сказано: так празднуют свой культ поклонники Молоха — божка, охочего до человечьих жертв и ненавистного Тому, чьим Сыном был Христос, а Пророком, как считают мусульмане, Мухаммад.
Не дело, впрочем, иудеев, христиан и представителей других исповеданий напоминать приверженцам ислама об их догматах. Тем более что мусульмане сами уверяют: ислам — религия добра и мира. Что ж, коли так — мы вправе требовать от мусульманских лидеров немедля прекратить пропагандировать «священный бой» против неверных. Несовместимый ни с категорическим в исламе запретом на убийство человека в мирное время, ни с категорическим запретом на убийство безоружного во время войны.
Сегодня эти проповеди ненависти раздаются примерно в трех с половиной десятках государств, где мусульмане составляют большинство — от стран Магриба до индонезийских островов. Без этих проповедей бы не было террора, а мы в России и на Западе понятия бы не имели о «джихаде». Пора исламским братьям сделать выбор — Молоху им служить или Аллаху.
Текст: Петр ГРИНЕВ-мл.
Версия для печати
Тэги:
Культура
Социология
Нравы
