Алексей Гиппиус: до Кирилла и Мефодия слово "истина" означало "основной капитал"

Русь была читающей страной уже при св. Владимире – известный российский текстолог и лингвист Алексей Гиппиус рассказывает о последних археологических находках в Новгороде, о том, как жили древнерусские книжники, и почему Кирилл и Мефодий не все церковные слова перевели на славянский.


– Алексей Алексеевич, расскажите, пожалуйста, для начала о находке и исследовании новгородской псалтыри.

– Новгородская псалтырь, или, как ее еще называют, Новгородский кодекс была найдена 13 июля 2000-го года в Новгороде на Троицком раскопе. Троицкий раскоп располагается в древнем Людине конце. Работы там ведутся с начала 70-х годов. Но находка Новгородкой псалтыри стала полной неожиданностью и одной из главных сенсаций в раскопках. Дело в том, что обычно, когда археологи входят в слои первой половины XI-го века, прекращаются берестяные грамоты, и наступает, так сказать, пора молчания. И поэтому находка восковой книги явилась для всех полным сюрпризом.

Новгородский кодекс представляет собой три липовые дощечки 19х15 см, они были найдены вместе, в сложенном состоянии. На этих дощечках имеются углубления, заполненные воском. Таких восковых страниц четыре - две на внутренней дощечке и по одной на внешних дощечках.

Сами по себе такие восковые таблички для письма находились и раньше. Но никогда до этого они не находились в таком виде. Здесь перед нами действительно книга, причем это, безусловно, древнейшая книга Руси. Датировка Новгородской псалтыри – это первая четверть XI-го века. Об этом говорят несколько обстоятельств. Во-первых, в основе археологических датировок в Новгороде лежит дендрохронология. То есть кольца на деревянных спилах. Так вот, Новгородская псалтырь была найдена в метре от сруба, на 30 см ниже бревна, имеющего точную дату – 1036 год. Если учесть, что культурный слой в Новгороде нарастает в среднем со скоростью 1 см в год, то, соответственно, есть основания полагать, что Новгородский кодекс попал в землю приблизительно в самом начале XI-го века.

Это же подтверждает и радиоуглеродный анализ, который тоже был проведен, и его результаты вполне согласуются с такой датировкой.

Новгородский кодекс представляет собой текст Псалтыри. На нем записано два псалма, 66 и 67, и виднеется также остаток 76-го псалма. Новгородская псалтырь, древнейшая русская книга, чем-то сродни современным электронным книгам. То есть на ней мы видим, что это такой бегущий текст, и в любой момент времени, вернее, на тот момент, когда Новгородская псалтырь попала в землю, на ней был записан текст двух псалмов. Зачем и как записывались эти тексты – это большой вопрос. Потому что ясно, например, что это не учебный текст.

Письмо Новгородской псалтыри, ее почерк – это отличный профессиональный устав, и нет никакого сомнения в том, что писец уже прекрасно владел книжным письмом. Поэтому это не был текст, записанный в качестве школьного упражнения. Можно предположить, что такого рода записывание текстов представляет собой род духовной практики, скажем, черноризец русский должен был иметь постоянно Псалтырь на устах, и можно думать, что как раз это и был способ постоянного повторения текста.

Вообще Псалтырь по многу раз прочитывалась целиком в ходе богослужения, и по-видимому, нормальный древнерусский книжник просто знал этот текст наизусть. Этим, в частности, могут объясняться некоторые особенности текста, скажем, совмещающие в себе чтение разных редакций псалтыри, каким мы знаем ее текст в обычных книжных рукописях.

Чем еще замечательна Новгородская псалтырь – нет никаких сомнений в том, что писавший был восточным славянином. В языке имеется ряд черт, однозначно указывающих, что он был местного происхождения, а не был, скажем, заезжий болгарин.

Вместе с тем язык еще отличается от того, который мы находим в пергаментных кодексах даже середины XI-го века. Количество русских восточнославянских черт в нем еще очень невелико. Здесь перед нами первые шаги древнерусской книжной культуры. Тем не менее, это замечательное свидетельство того, насколько быстро эта культура сформировалась.

Ведь если считать, что Новгородский кодекс попал в землю в начале XI-го века, то от момента Крещения Руси его отделяют максимум 10-15 лет. Причем нужно вот еще что сказать. Новгородская псалтырь была найдена и извлечена из культурного слоя в сильно фрагментированном виде. Потребовалась колоссальная реставрационная работа. Это был такой реставраторский подвиг Владимира Ивановича Поветкина, выдающегося новгородского реставратора, буквально сложившего по частям, как складывается пазл, текст на воске. В результате сейчас мы можем видеть, к сожалению, все равно не весь текст, но, скажем, первая страница кодекса теперь восстановлена практически полностью.

– Как могло произойти, что искусство письма так поразительно рано попало далеко на север?

– Вы знаете, этому не следует удивляться. Для того, чтобы письмо распространилось достаточно широко, нужна некоторая культурная инициатива. Такая инициатива, безусловно, имела место. Начальная летопись, Повесть временных лет, сообщает нам, что Владимир непосредственно после Крещения стал собирать детей от знати и отдавать их в учение книжное. По-видимому, писец Новгородской псалтыри вполне мог принадлежать к первому поколению русских книжников, отучившихся еще при Владимире.

Правда, я должен сказать, что этот период истории древнерусской книжности до находки Новгородской псалтыри вообще не был известен. Древнейшей русской книгой, датированной точно, оставалась Остромирово Евангелие 1056-1057 годов. И даже само существование рукописной книжной традиции на Руси в самом начале XI-го века еще совсем недавно некоторыми исследователями ставилось под сомнение. Так что Новгородский кодекс стал долгожданным подтверждением реальности русской книжности эпохи Владимира Святославовича.

– Можно сказать, что в начале XI-го и даже в конце X-го века на Руси книги были более грамотные, чем они были раньше?

– Все-таки, по-видимому, этот самый первый период распространения письма на Руси не предполагал особенно большого числа грамотных людей. Ситуация в этом отношении радикально изменилась тридцать лет спустя. Примерно после 1030-го года действительно письмо значительно шире входит в жизнь древнерусского общества. Мы даже знаем, как это произошло, и здесь замечательным образом археологические свидетельства согласуются с показаниями письменных летописных текстов. Поскольку древнейшие берестяные грамоты новгородские относятся как раз ко второй четверти XI-го века. И есть все основания связывать их появление с развитием школьного образования. Одна из групп русских летописей, так называемая Новгородско-софийская группа, содержит известия о том, что в 1030-м году Ярослав Мудрый, придя в Новгород, собрал от попов и старост триста детей и отдал учиться книгам. И можно думать, что как раз эти первые школьники, которые сели за парту в 1030-м году – они как раз и были писцами древнейших новгородских берестяных грамот. А до этого все-таки книжное знание было достоянием совсем незначительного слоя грамотных людей, к которым, видимо, и принадлежал писец Новгородской псалтыри.

– Правда ли, что княгиню Ольгу отпевали по-славянски?

– Ничего этого не известно. Да, конечно, Ольга была христианка, и при ней был священник, который совершал погребение. Но о том, какие книги при этом использовались, мы не знаем. И никаких достоверных свидетельств существования на Руси до ее официального крещения славянской книжной традиции у нас нет, и более того, скорее следует предполагать, что богослужение было греческое.

– Был ли язык, на который переводили корпус священных текстов Кирилл и Мефодий, похож на наш? Насколько отличался язык Кирилла и Мефодия от того, на котором мы говорим сейчас?

– Говоря о языке, на который были переведены славянские книги, нужно отделять две вещи. С одной стороны, мы можем говорить о том, как разговорный язык славян солунских середины IX-го века отличался от других славянских диалектов этого времени, или какова дистанция между ним и нашим современным разговорным языком. Трудно количественно определить масштаб этих различий. Разница была, скажем, меньше, чем между современным русским и украинским языком. Для того времени, безусловно, все славянские диалекты были понятны носителям других диалектов. То есть проблемы понимания для славян этого времени не было, это, безусловно, был один славянский язык.

Существует концепция, согласно которой единый общий славянский язык существовал до XI-XII века. Какие-то существенные изменения, преобразования в грамматической системе произошли позже. И вопрос, была бы понятна нам речь славян IX-го века, зависит, например, от того, о чем бы шла эта речь. Скажем, если бы это был диалог в настоящем времени, то понять его было бы проще, чем рассказ в прошедшем времени, поскольку наиболее значительные изменения в грамматике произошли именно в сфере прошедших времен.

Но нужно также понимать, что язык кирилломефодиевских переводов далеко не был тождествен разговорному языку этого времени.

– Кирилла и Мефодия иногда называют не только создателями письменности, но и создателями языка. В какой мере этот вопрос закономерен?

– Это абсолютно правильное утверждение. Действительно, Кирилл (Константин) и Мефодий создали не просто славянскую азбуку, что всем известно, но и славянский литературный язык. Когда говорят о славянских первоучителях как создателях нового языка, имеется в виду именно это.
Вообще в любой и в нашей сегодняшней ситуации разговорный язык и литературный язык – это две разные системы. Литературный язык всегда пользуется значительно более сложным синтаксисом, намного более разветвленной системой понятий, сложной лексикой. Так вот Константин и Мефодий были создателями литературного языка славян. Благодаря их переводческой деятельности возникла разветвленная система отвлеченных понятий и соответствующий пласт славянской лексики.

– Вы можете привести пример каких-нибудь всем известных слов, которые не существовали до Кирилла и Мефодия?

– Ну конечно. Например, славянские диалекты этого времени, естественно, обладали разветвленной системой слов с конкретным значением. А отвлеченная лексика была, повидимому, слабо представлена в живой речи. Более того, какие-то слова, которые существовали в живом языке славян, не имели того содержания, которое они приобрели в языке переводных текстов. Скажем, слово «дух», или слово «истина». Слово «истина» в языке, например, берестяных грамот обозначает основной капитал. Когда происходит заем, то основной капитал – это истина. Понятно, что в языке Евангелия истина означает нечто совершенно иное. И вот это новое содержание впервые появилось именно в переводных текстах.

«Дух», естественно, существовал и в повседневной речи, однако это слово имело совершенно другое значение – дыхание, запах. Появилось огромное количество сложных слов, типа «благодать», «благословение», слов, которые образованы по образцу греческой лексики. В этом смысле мы действительно можем говорить о том, что Константин и Мефодий были создателями нового, литературного славянского языка.

– А почему они не перевели слово «епитрахиль»? Просто получалось аршинник?

– В языке первоначальных кирилломефодиевских переводов очень много грецизмов. Может быть, даже больше, чем в дальнейшем. Может, в деятельности учеников Константина и Мефодия количество прямых грецизмов уменьшилось. Но может быть, это было связано с тем, что язык солунских славян, на которые ориентировались Константин и Мефодий, делая свои первые переводы, уже содержал какое-то количество грецизмов. Поэтому было вполне естественно использовать эти прямые заимствования.

– Все-таки какой-то образ глаголицы существовал до Кирилла и Мефодия?

– Происхождение глаголицы составляет большую научную проблему. Тем не менее, на сегодняшний день кажется наиболее вероятным, что глаголица в целом как система является изобретением Константина Философа и представляет собой азбуку миссионерского типа, специально созданную для распространения христианского учения.

– Мы для упрощения просим везде Кирилла называть Кириллом. Иначе у нас, у зрителей будут мозги закипать.

– Глаголица, азбука, созданная Кириллом, была азбукой миссионерского типа. Она была создана специально для распространения слова Божия, для распространения христианского учения. И сама форма глаголических букв, сочетающих в себе простые геометрические символы в определенном порядке, показывает, что для Кирилла было важно создать новую азбуку. Он не ориентировался непосредственно на какой-то образец. Чисто внешне глаголица, скажем, более всего похожа на эфиопскую азбуку. Но, тем не менее, говорить об использовании этого источника едва ли возможно. Скорее, и эфиопское письмо, и глаголическое письмо – это письмо одного и того же типа. И именно этим объясняется их сходство. Говорить же о каком-то непосредственном прототипе глаголической азбуки едва ли возможно.

– То есть все эти знаки были изобретены практически с нуля?

– Конечно, далеко не все знаки глаголического алфавита являются изобретением Кирилла. Некоторые из них имеют хорошо известные прототипы, скажем, в древнееврейском письме. Глаголица несет некоторые черты, указывающие на ее зависимость от древнееврейского письма. Например, буква К имеет характерную форму, такую разомкнутую, которая показывает, что влияние древнееврейского здесь, по-видимому, имело место.

С другой стороны, очевидно и влияние византийского курсивного письма. Скажем, буква Д или Л. Так что какие-то ориентации на другие письменные системы, безусловно, имели место. Но, тем не менее, Кириллом был произведен такой грандиозный синтез, результатом которого и стало совершенно новое письмо, построенное на своих собственных основаниях.

Мы можем сколько угодно гадать о том, что представляли собой черты и резы, о которых упоминает в своем анализе Скрабов. Они нам неизвестны. Но вряд ли можно предполагать, что Кирилл, изобретая славянскую азбуку для распространения христианского учения среди славян, использовал языческие черты и резы, которыми пользовались славяне до этого.

– А про первую букву, Алексей Алексеевич? Писали, что это крест именно потому, что крест – главный символ христианства.

– Конечно, наиболее ярким свидетельством миссионерского характера глаголицы как раз является первая буква. Первая буква имеет форму креста, и на это обращалось внимание многократно, еще в XIX-м веке. Символическое значение креста как первой буквы алфавита, безусловно, не случайно.

– Когда изобреталась глаголица, какая-то специфика ареала населения была учтена?

– Говоря о глаголице, мы должны различать внешнюю форму букв и устройство этой азбуки как системы письма, приспособленной для записи определенной славянской речи. Кирилл, изобретая глаголицу, ориентировался, как мы теперь можем практически уверенно говорить, на речь солунских славян. Поэтому некоторые черты первоначальной глаголицы, безусловно, связаны с этой ее диалектной основой. И значение некоторых глаголических букв менялось по ходу развития славянской письменности и ее перемещения из одной диалектной зоны в другую. Когда Кирилл и Мефодий оказались в Моравии, созданный ими язык стал приспосабливаться к особенностям местной речи. Поэтому, скажем, буква, которую мы сейчас называем «щ», первоначально, повидимому, имела совсем другое значение, и в первоначальной глаголице могла означать мягкое «ть». А в Древней Болгарии она стала обозначать «шть». А на Руси в дальнейшем ее фонетическое значение стало «шч». Так что фонетическое значение букв глаголического и кириллического алфавита менялось в зависимости от того, в какой диалектной среде они использовались. Буква «ч» более-менее всегда означала одно и то же, так называемую аффрикату, звук «ч». Так что с ней особых проблем не было.

– Что представляла собой деятельность книжного человека в средние века?

– Представляя себе работу древнерусского книжника, мы должны различать несколько видов его занятий. Книжник может быть простым переписчиком, он может быть компилятором, он может соединять части ранее созданных текстов. Он может быть переводчиком, и, наконец, он может быть автором оригинального текста. Все это разные виды книжной деятельности. Причем, для славянского средневековья соотношение между работой автора и работой переписчика было совсем иным, чем мы сейчас могли бы его представить.

Основой были переводные канонические христианские тексты. И главной задачей средневекового книжника было воспроизведение текстов этого основного корпуса. Поэтому основой книжной деятельности была работа самого простого писца-переписчика. С другой стороны, средневековый славянский автор также творил совсем по иным законам, чем литератор нового времени. Основой его деятельности была ориентация на образцовые канонические тексты. Он в значительно большей степени зависел от этих образцов, чем писатель нового времени.

В руке средневекового писца было или гусиное перо, если он переписывал, создавал пергаментный кодекс, или греческий стилос, на Руси это называлось иногда графьей, тоже заимствованный греческий термин. В сегодняшней археологической практике эти предметы называются «писалами». Они могли быть из кости, из металла, именно таким инструментом пользовался, безусловно, и писец Новгородской псалтыри, выводя по воску свой текст. И таким же писалом пользовались и писцы берестяных грамот.

– А как и где работали Кирилл и Мефодий над созданием азбуки?

– Ясно, что над созданием славянской азбуки Кирилл и Мефодий, безусловно, работали еще до отправки их в Моравию. Так что эта деятельность протекала в Византии. Но где именно – но этот счет можно разные высказывать предположения.

– В разное время высказывались предположения о существовании у славян какой-то докириллической азбуки, и в частности, эти циркуляции очень подстегиваются тем житийным эпизодом, что в Херсонесе в этот период встретились «русские письмены». Расскажите немножко об этом. Как это можно оценивать в действительности.

– В житии Кирилла содержится упоминание о том, что, находясь в Корсуне, в Херсонесе, он видел Евангелие и Псалтырь, написанные русскими письменами, и встретил «мужа, глаголящего той беседы». Свидетельство это неоднократно пытались использовать для обоснования представления об использовании на Руси письма в дохристианскую эпоху, до официального Крещения.

Слова в житии Кирилла о русских письменах, которые он видел, находясь в Корсуне, в Херсонесе, по-видимому, было неправильно истолковано Романом Осиповичем Якобсоном, который объяснил это чтение как «испорченное сирийскими, сульскими письменами». Что дает прекрасный смысл, и подтверждается случаями аналогичных ошибок в рукописной традиции. Так что видеть в них реальное свидетельство использования письма на Руси в дохристианскую эпоху, до ее официального Крещения, не приходится.

Вообще проблема так называемой дохристианской русской письменности действительно существует, и может рассматриваться в разных аспектах. Рассуждения о том, что восточные славяне пользовались какими-то своими собственными системами письма в дохристианскую эпоху находятся за пределами научного знания. Просто потому, что никаких памятников такого письма до нас не дошло, а науке приходится иметь дело с объективными данными.

Другое дело, что могло иметь место знакомство восточных славян с кирилломефодиевской письменной традицией до официального крещения. И это уже действительно серьезная научная проблема. Скажем, в 1949 году была найдена знаменитая корчага, амфора в Гнездово под Смоленском, на которой начертано слово, по-разному трактуемое, чаще всего в нем видят имя владельца – Горуня, принадлежащее Горуну. Этот памятник действительно долгое время рассматривался, и сейчас рассматривается как образец дохристианской письменности на Руси. Но дело в том, что, скажем, берестяные грамоты, которые тогда же, в середине ХХ-го века, были найдены – сегодня их уже тысячи, а смоленская Гнездовская надпись так и осталась уникальным памятником. Поэтому говорить об использовании на Руси всерьез кириллического письма в Х-м веке нет оснований.

– Верно ли, что Кирилл не создавал, и даже, возможно, никогда не видел азбуку, которую мы называем кириллицей?

– Да. Сегодня мы можем точно утверждать, что Кирилл создал другую азбуку, а именно глаголицу. История сложилась так, что название «кириллица» распространилось с азбуки, созданной Кириллом, то есть глаголицы, на кириллический алфавит. Имеется замечательный памятник, который вообще показывает, как это произошло. В 1047 году в Новгороде священником с колоритным именем Упырь Лихой были переписаны книги пророков с толкованиями. И в своей записи писец упомянул, что он переписывал из кириллицы, «из куриловице». Причем нет никаких сомнений в том, что оригинал его был в действительности глаголическим. И это замечательнейшее подтверждение того, что само слово «кириллица» первоначально применялось именно к глаголическому алфавиту, то есть к той азбуке, которую действительно создал святой Кирилл.

– У славян два алфавита. Как это можно объяснить, зачем, кому и почему это понадобилось?

– Существование двух славянских азбук объясняется историческими обстоятельствами, в которых ученики Кирилла и Мефодия действовали в Болгарии. После смерти в 885 году Мефодия его ученики были изгнаны из Великой Моравии и оказались в Болгарии, где были радушно приняты царем Борисом. Однако ситуация в Болгарии принципиально отличалась от ситуации, в которой до этого работали ученики первоучителей. В Болгарии была очень сильна греческая традиция, и, повидимому, болгарская знать, ничего не имея против использования славянского языка в богослужении, делала ставку именно на греческое письмо. И знаменитый трактат черноризца Храбра о письменах, в чем сейчас согласно большинство ученых, был полемикой отнюдь не с противниками славянского языка, а с противниками использования глаголицы. Поэтому создание кириллического алфавита, кириллицы, было своего рода компромиссом между учениками Кирилла и Мефодия и болгарской знатью, сопротивлявшейся употреблению изобретенного первоучителями алфавита.

– Известны ли имена создателей азбуки, которую мы сейчас называем кириллицей?

– Мы знаем имена учеников Кирилла и Мефодия, действовавших в Болгарии – Климент, Наум, Константин, так называемый Константин Полеславский. Но непосредственно связывать создание кириллицы с кем-то из них все-таки прямых оснований нет. Ясно только то, что кириллица возникла в Болгарии в конце IX-го века. Существует, правда, расхождение в понимании того, существовали ли на болгарской почве какие-то корни кириллицы, отличные, вне кирилломефодиевской традиции. Потому что и черноризец Храбр упоминает о том, что славяне после того, как использовали черты и резы, стали «без устроения писать», записывать славянскую речь греческими буквами. И эта неустроенная протокириллица действительно могла существовать. Памятники ее до нас не дошли, и вопрос о том, в каком отношении находится письмо древнейших кириллических текстов к этой предполагаемой протокириллице, остается дискуссионным.

– А что может означать это «без устроения»?

– Здесь как раз и проявляется разница между азбукой Кирилла, великолепным инструментом записи славянской речи, прекрасно приспособленным к особенностям славянской фонетики, и попытками использовать греческий алфавит для записи славянских текстов. Хотя фонетически правильную запись невозможно было получить, используя греческую азбуку. Сам черноризец Храбр в своем трактате прекрасно показывает, почему греческая азбука не приспособлена к записи славянской речи. Как может писаться греческими письменами Бог или живот, то есть звуки «б» или «ж», которых не было в византийском греческом? И для них потребовались специальные буквы. Писать без устроения значило как раз использовать тот алфавит, который использовался в Византии.

– Из каких существовавших языков были взяты знаки для кириллицы? А какие являются совершенно оригинальными знаками?

– Некоторые кириллические буквы были взяты из глаголицы, как, например, «ша» и «шта». Частично образцом для кириллических букв послужила греческая, то есть основной графический состав кириллицы использует просто византийское унциальное уставное письмо, к нему добавлены буквы, заимствованные из глаголицы. В структуре глаголицы, бесспорно, находит отражение знание Кириллом древнееврейской письменности.

– Почему в этом невраждебном историческом соревновании победила кириллица?

– То, что в результате из двух славянских азбук именно кириллица получила наибольшее распространение, а употребление глаголицы в дальнейшем сошло на нет – было связано в первую очередь с тем, что именно Болгарии было суждено сделаться, так сказать, второй родиной старославянского языка и кирилломефодиевской традиции. И после того, как возник этот весьма удобный алфавит, который, с одной стороны, внешне был близок письму византийскому, а с другой стороны, по своей структуре прекрасно приспособлен для записи славянских текстов – это и было идеальное славянское письмо, которое в дальнейшем успешно вытеснило первоначальную глаголицу.

Глаголица дольше всего использовалась, и можно сказать, используется до сих пор в Хорватии.

На Руси были известны обе славянские азбуки, до нас дошли замечательные свидетельства использования на Руси глаголического алфавита. Это более двадцати глаголических надписей, сохранившихся на стенах новгородского Софийского собора. Несколько глаголических граффити имеются в Софии Киевской, но, тем не менее, большинство из них происходит именно из Новгорода.

К сожалению, мы не можем уверено сказать, каков был характер использования глаголицы на Руси, в том же Новгороде, в XI-м веке. С одной стороны, эти двадцать надписей, казалось бы, говорят о том, что русские писцы этого времени знали глаголицу. Но могли ли они использовать ее для написания книг, использовалась ли глаголица при переписке рукописей – это не вполне понятно.

Бесспорно, что на Руси переписывались глаголические оригиналы, что русские писцы XI-го века использовали, так сказать, пассивно знали глаголицу, чтобы переписывать из глаголицы в кириллицу. Что и делал новгородский священник Упырь Лихой, переписывая пророков «из куриловице».

Кроме того, русские писцы начала XI-XII века иногда использовали глаголицу, желая, так сказать, блеснуть своей образованностью. И в дальнейшем, вплоть до XIII-го века, глаголица могла использоваться уже в качестве тайнописи. Существует ряд глаголических приписок в русских рукописях XIII -го века. Это уже был, безусловно, период, когда глаголицу никто из обычных книжников не знал. Но, тем не менее, такое использование ее сохранялось.

Кириллическое письмо удобнее с точки зрения техники нанесения самих букв. Для письма по воску кириллический алфавит был более приспособлен. Особенно по камню.

Глаголическое письмо не случайно зависит внешне от византийского курсивного письма, то есть письма скорописного. И поэтому глаголические рукописи имеют вид рукописей непарадных, это не было письмо торжественное. В частности, и это могло быть одной из причин создания кириллицы, как торжественного уставного письма, приспособленного для создания роскошных парадных рукописей. А глаголическое письмо, сами формы глаголических букв, сравнительно с кириллицей, представляли некоторую трудность для выведения их на таких поверхностях, как, например, камень. Разумеется, кириллица с ее геометрическими очертаниями была для этого значительно более удобной азбукой. И с этим, в частности, может быть связано ее особенно широкое распространение в сфере графики.

Глаголическая азбука, ориентированная на греческое курсивное письмо, очень хорошо подходила для создания рядовых богослужебных рукописей. Между тем болгарские книжники конца IX-го века, начала X-го века, эпохи золотого века болгарской письменности, решали другие задачи. В это время создаются при царе Симеоне великолепные кодексы для царской библиотеки. До нас дошли некоторые списки, сделанные непосредственно с этих рукописей, списки восточнославянского происхождения, появившиеся на Руси в XI-м веке. Дело в том, что, по-видимому, в какой-то момент царская библиотека Переяслава оказалась в Киеве, где с рукописей эпохи Симеона был сделан целый ряд дошедших до нас списков. Так вот, для создания таких роскошных манускриптов, конечно, глаголическое письмо подходило не вполне, кириллица, созданная по образцу византийского унциального письма, для торжественных фолиантов подходила значительно больше.

Текст представляет собой расшифровку интервью Алексея Гиппиуса для документального фильма «Код Кирилла: Рождение цивилизации» (телеканал «Россия-1»)

Версия для печати

Тэги: Святые  Культура  Книги  История