Одинок ли человек перед лицом смерти?

Перед лицом смерти человек, как бы ни был связан с другими, остается один. Но там, где горький опыт греха, скорбей, неверия, расшифровывая понятие «один», шипит: «Одинок!...Одинок!..», вера находит другое слово: «Един».



«…Мы с женой прожили тридцать два года, как в институте на втором курсе познакомились, так и всю жизнь… Любовь с первого взгляда, да. И темы для курсовых брали одинаковые, и в геологические экспедиции вместе мотались, и песни у костра любили одни и те же. И двух дочерей вырастили. Такая длинная жизнь, а оглянешься — пролетела в один миг. Рак подвел черту. Был он у нее скоротечным, за год сгорела, чем только ни лечили. Я прошел с ней всю болезнь, шаг за шагом, держа ее за руку от первого дня до последнего. Почти до последнего. Умирала она дома — из клиники выписали, что толку терзать процедурами, про исход все понимали: и врачи, и я, и она. Болезнь она в сознании провела, хотя и наркотики прописали, но принимала она их редко, только когда совсем невмоготу, терпела, характер был крепкий, ее за упорство и твердость духа еще в институте дразнили — Нинка-Гвоздик… Так и ушла — практически в сознании. Нет, батюшка, вы не подумайте, я не жалуюсь, я все пережил и принял, пять лет уже прошло. Люблю ее по-прежнему, никто мне ее не заменит, и я ж все-таки какой-никакой, а верующий, верю, что снова встретимся в жизни вечной с ней. Но вот одного только понять и принять не могу до сих пор. В последние два дня она меня гнала от себя. Всегда меня звала, когда ей плохо, нуждалась во мне, чтоб рядом был, в руку вцепится, зубы сожмет и терпит боль — а в последние два дня как будто позвало ее что-то… Как веревочка стала рваться. И не просто из жизни стала уходить — но и от меня тоже. Сказала, как прогнала: «Саш, ты иди… пожалуйста. Мне теперь самой надо…» Я вышел из комнаты, думаю, ну перетерпит, плохо ей, часок обожду. Курил на кухне… А потом через час захожу в комнату — а она все. Ушла… ушла без меня. Понимаете, батюшка? Без меня. Вот это — не укладывается пока в душе… Мы ведь клялись жить и умереть вместе. Ну почему, почему она так?!»

Любой приходской священник похожих рассказов может припомнить немало. Да и не только священник.

«Крепка как смерть любовь» — читаем мы в Священном Писании, в Песни Песней, и доподлинно знаем, что это — правда. Знают это те, кто сквозь бури и суету мира пронес эту любовь, сохранил и приумножил, кто прожил бок о бок с любимыми не один десяток лет. Но знаем мы и другое — трагическую реальность одинокости человека перед лицом грозных «последних» вещей, из которых первая и главная есть смерть. Самим собою, голым, как первозданный Адам, как ребенок, голым входящий в мир, предстает человек в известном стихотворении испанского поэта Хуана Рамона Хименеса:

Бесконечна ночь утраты,
и темна стезя.
Умирающий уходит —
и вернуть нельзя.
Он все дальше от надежды
на пути своем.
Но несбыточней надежда
умереть вдвоем.
И не легче пригвожденным
к одному кресту.
Все равно уходит каждый
на свою звезду.
(перевод А. Гелескула)

Действительно, перед лицом смерти человек, как бы он ни был связан с другими, остается один… Но там, где горький опыт греха, скорбей, неверия, расшифровывая понятие «один», шипит: «Одинок!...Одинок!..», вера находит другое слово: «Един».

Смерть — неестественна. Вся суть христианства передана в словах пасхального тропаря: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ». Как при смерти душа человека выдирается из тела, так и он сам отдирается от тех, кого любит, с кем сросся в жизни, — но это состояние неестественно, оно не создано Богом и должно быть изжито, побеждено, преодолено — и уже побеждено пришествием Бога в мир, Его крестным подвигом и воскресением. Смерть стала не окончательной гибелью, а — через Христа — мучительным, но животворящим переходом в дальнейший этап жизни вечной. Факт «умирания в одиночку» и затем предстояния на Суде, на котором каждый отвечает именно за себя, напоминает нам о том, что мы едины в себе как личности, не похожи ни на кого и не слиты в сплошной массе, что каждый из нас имеет свое бессмертное «я» — как имеет свое «Я» (как одну из Своих Ипостасей) Бог, который также Един.

Да, скажет кто-то, но ведь Богу не бывает так одиноко, как нам, Он не просто Един, Он — Триедин? Не бывает, ответим мы, но зачем тогда Он создал человека — разве не из любви, ради того, чтобы дать Свою Любовь? Тайна Троицы — все-таки тайна (сколько бы объяснений ее мы ни прочли в книгах богословов… Любителям чересчур вдаваться в эту тайну и подвергать Бога анализу нашего смертного земного разума когда-то с иронией сказал святой Патрик, просветитель Ирландии: «Вот видишь, клевер — листочка на нем три, а стебель один…Ты не можешь объяснить даже, почему простой клевер так устроен? Так как же можешь объяснить тайну Троичности Бога?»). Мы веруем, что Бог — Триедин, и точно знаем только одно — зачем нам в это веровать: отношения Лиц Троицы, отношения любви и согласия между собой — закон любви и для нас. Триедин — но Един: Его личность мы не спутаем ни с кем, ведь любить можно только того, кто неповторим для нас.

Да, если смотреть на мир его же, падшего грешного мира, глазами, каждый из нас умирает в одиночку. Но в том-то и дело, что смерть — дело преходящее, и, воскреснув вслед за Христом, мы более никогда не будем одиноки. Помните слова Христовы в Евангелии, когда Он говорит о семье и брачных узах: «…ибо в воскресении ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают, как Ангелы Божии на небесах» (Мф. 22: 30). Сколько ни читать комментариев, эти слова, относящиеся к жизни будущего века, тоже пока в полноте остаются для нас — тайной. И каждый делает свои выводы. Кто-то — о том, что мы будем скучными бестелесными духами, лишившимися опасностей и потрясений плоти — но и ее радости и великолепия, духами, зависшими в небесной пустоте в коконе своего вечного одиночества. А кто-то — о том, что наша земная любовь и наше земное единство, избавленные наконец от греха, станут у Бога таким сияющим чудом, такой всецелой полнотой жизни, таким раскрытием наших неповторимых личностей, какие мы сейчас не в силах и представить себе.

иерей Сергий КРУГЛОВ

Версия для печати

Тэги: Одиночество