Несокрушимая слабость фанатизма

В представлении людей внешних вера часто сочетается с одержимостью, агрессией, нетерпимостью. Существует даже устойчивое выражение для характеристики «вменяемого» верующего: «религиозный, но без фанатизма». А может быть, истинный христианин не может не быть фанатиком? Чем нетерпимее человек, тем крепче его вера?


Яростные и хладнокровные

Кто такие фанатики? В последнее время наиболее вероятная ассоциация — безумные террористы, уносящие вместе с собой тысячи человеческих жизней во имя своих безумных идей.

Далее в цепочке образов всплывает другое воспоминание. Оно связано с документальными съемками давних революционных лет. Страшные кадры взрываемых церквей, падающих куполов и крестов сменяются перекошенными яростью и темным злорадством лицами еще недавно мирных граждан, в упоении глядящих на раскалывающиеся о землю кресты.

В чем тайна и корни фанатизма, этого многоликого явления, которое проявляется и в религиозной среде, и в политике, и в обыденной жизни простых людей?

В далекие времена фанатиками называли жрецов Малой Азии, практиковавших экстатические культы и в состоянии экстаза предсказывавших будущее. Считалось, что боги говорят через этих людей, оттого термин «фанатизм» связывали как с латинским словом fanatici, производным от слова fanum — святилище, так и с греческим словом phainetikos — являющий. Именно этот аспект стал главным в рассуждениях католического епископа XVII века Жака Б. Боссюэ, возродившего этот термин в новоевропейском контексте. Боссюэ был одним из идеологов абсолютизма и вел борьбу с протестантами, считая их фанатиками именно потому, что те были глубоко убеждены, что их религиозные идеи вдохновлены самим Богом. Фанатиками считали протестантов и мирные католики, парижские буржуа, которые, по словами Вольтера, в страшную Варфоломеевскую ночь «бросились убивать, резать, кидать в окна, раздирать в клочья своих соотечественников, не ходивших с ними к обедне», тех самых протестантов. Именно Вольтер даст принципиально новое определение фанатизма: «Тот, кому свойственны экстазы и видения, кто принимает свои сны за нечто реальное и плоды своего воображения за пророчества, того можно назвать энтузиастом, но тот, кто поддерживает свое безумие, убивая, фанатик». Вольтер первым пытается дать психологический портрет фанатика, он различает яростных фанатиков, готовых убить любого несогласного на своем пути, и фанатиков хладнокровных, которые «приговаривают к смерти тех, чье единственное преступление — думать не так, как они». Фанатизм тесно связан с суеверием, «фанатизм для суеверия — то, что исступление для лихорадки, что бешенство для злобы». Единственным лекарством против этого «эпидемического заболевания» Вольтер видел философский дух, то есть способность размышлять, ставить под сомнение свои взгляды, подвергать их разумной критике. Чуть позже мы поймем, что для фанатика это практически невозможно.

Фанатизм не стал сугубо достоянием истории. Развитие цивилизации, ошеломительный технический прогресс, даже великие прорывы культуры не коснулись психических глубин человеческой души. Человек в глобальном смысле остался прежним. Ему во все времена были открыты высокие прорывы духа и разума, но, к сожалению, косность, страх и нетерпимость все так же могут жить и действовать в его душе. Только напряженным усилием веры, разума и воли он может делать шаг в верном направлении.

Как воспитать экстремиста

Что в личности человека способствует выбору пути? Формы веры и религиозности, а также такие специфические проявления веры, как суеверия, предрассудки и фанатизм, в огромной степени связаны со спецификой личности, с условиями ее формирования. Психолог Гордон Олпорта впервые провел разделение на внутреннюю и внешнюю религиозность. «Внешне» религиозные люди рассматривают религию в своих собственных целях. Религия и вся религиозная жизнь является для них лишь инструментом, способом достижения более значимых для личности целей. Это может быть и бегство от одиночества, и потребность в общении, и обретение уверенности. «Личность с внешним типом религиозной ориентации обращена к Богу, но не отстранена от себя». Олпорт считал, что корни подобной «внешней» ориентации зарождаются еще в детские годы, когда в ребенке есть огромная потребность в доверии, но отношения с семьей, наоборот, формируют чувство тревоги, неполноценности, подозрительности и недоверия. В результате формируется личность с мощными защитными механизмами, отгороженная от мира, наполненная скрытой враждебностью и неприязнью к людям. Люди с такой «внешней» религиозностью могут использовать религиозное чувство и причастность к Церкви для обеспечения безопасности, комфорта, статуса или социального одобрения, предрассудок станет их жизненной опорой, а нетерпимость — способом разрешения любых конфликтов.

Напротив, люди с «внутренней» религиозной ориентацией переживают религию как главенствующий, основной мотив, такой человек «живет религией». Начала этой ориентации также имеют истоки своего формирования в детстве. Если у ребенка сформировано базовое доверие к миру, чувство безопасности, то в подростковом возрасте ребенок в состоянии принять и уважать убеждения и предпочтения других, в том числе и религиозные. Это не значит, что такой ребенок не тревожится, не боится, но он в состоянии рассматривать эти переживания как болезненные и в себе самом, и в других людях. У такого человека религиозное чувство и вера пронизаны чувством смирения и принятия, сострадания и любви к ближнему. «В такой жизни… нет места отвержению, презрению, пренебрежению к окружающим».

Сделаем следующий шаг и обратимся к очень чувствительному подростковому возрасту. Вспомним, что именно в этом возрасте впервые происходит серьезное разделение на группы, мир впервые жестко может разделиться на «своих» и «врагов». Именно из подростковых фанатов часто вырастают взрослые фанатики. Как это происходит? В работе «Детство и общество» Эрик Эриксон показал, как в нацистской Германии формировался массовый фанатизм у молодежи. Эта манипулятивная игра велась опять на поле доверия и недоверия. «В детях Гитлер старался заменить сложный конфликт отрочества, мучивший каждого немца, простым шаблоном гипнотического действия и свободы от размышлений. Чтобы добиться этого, он создал организацию, систему воспитания и девиз. Организацией был «Гитлерюгенд», а девизом — «Молодежь выбирает свою собственную судьбу». Бог больше не имел значения: «В этот час, когда земля посвящает себя солнцу, у нас только одна мысль. Наше солнце — Адольф Гитлер». Родители тоже не имели значения: «Всех тех, кто с высоты своего “опыта”, и только его одного, сражается с нашим методом позволять молодым руководить молодыми, нужно заставить замолчать…» Этика не имела значения: «Появилось абсолютно свежее, новорожденное поколение, свободное от предвзятых идей, свободное от компромиссов, готовое оставаться верным тем порядкам, которые составляют их право по рождению». Дружба также не имела значения: «Я не слышал ни одной песни, выражающей нежное чувство дружбы, родительской любви или любви к товарищам, радость жизни или надежду на будущую жизнь». Учение, естественно, не имело значения: «Идеология должна быть священным фундаментом. Его нельзя размывать подробным объяснением». Что имело значение, так это быть в движении и не оглядываться назад: «Пусть все погибнет, мы будем идти вперед. Ибо сегодня нам принадлежит Германия, завтра — весь мир».

Что в результате? Отрыв от семьи и родителей толкает подростка к одиночеству, обрывает его корневые связи, делает его неустойчивым и легко управляемым. В результате группа «единомышленников» заменяет ему семью и авторитетом становится лидер или «сильная» идея. Обесценивание образования и познания позволяет внедрять в неокрепшие и необразованные головы самые бредовые и абсурдные идеи, которые при здравом рассмотрении не выдерживают никакой критики. Постоянное движение, драйв в принципе блокирует контакт с самим собой, поскольку возможность понять себя, услышать свой внутренний голос требует тишины и размышлений. По сути дела, перед нами модель воспитания фанатизма, которая и сейчас востребована идеологами разнообразных форм экстремизма.

Человек боящийся

Попробуем теперь дать некий обобщенный психологический портрет фанатика. Прежде всего, стоит сказать о том, что фанатик — это продукт системы. Массовая психология нетерпимости и фанатизма порождает и питает такую социальную систему, в которой нарушаются основные фундаментальные основания человеческих взаимоотношений, построенных на любви и принятии. Индивидуальный человек делается жертвой коллективных психозов, его сознание сужается до такой степени, что вся полнота и сложность эмоциональной и интеллектуальной жизни человека «схлопывается» до маниакальной одержимости и подчиненности какой-либо сильной идее.

Одержимый манией преследования, фанатик всюду видит врагов, от которых необходимо защитить ту идею, ту философию, ту картину мира, которой он служит. Он превращается в гонителя, преследователя, карателя. Но любое насилие всегда прорастает на почве страха. Именно страх, недоверие и глубокая тревога живут в неосознаваемых глубинах души фанатика. Ощущение внутренней слабости и уязвимости толкает его к сильной идее или сильной личности, с которой он полностью отождествляет себя, и благодаря этой идентификации он начинает ощущать себя таким же сильным и правым. Глубинный страх заставляет его защищать свои идеи любой ценой, поскольку в сознании фанатика он и его идеи — суть одно и то же, пока живы и сильны идеи, жив и силен он сам. Именно поэтому столько агрессии и нетерпимости он проявляет в отношении любого несогласного с его идеей, любого, кто усомнился в ней или поставил ее под вопрос.

Фанатизм создает иллюзию силы и власти, именно поэтому он так силен и с ним трудно бороться. Жесткое разделение на «своих» и «врагов» позволяет фанатику выстроить простую и ясную картину мира, где ценностью является лишь то, что ценно для него самого, остальное подлежит уничтожению. Любая множественность, любое противоречие, любой парадокс мира должны искореняться, так как они толкают человека к размышлениям и сомнениям и могут пошатнуть монолитный мир фанатика. Н. А. Бердяев в своем труде «О фанатизме, ортодоксии и истине» скажет: «Нетерпимый фанатик совершает насилие, отлучает, сажает в тюрьмы и казнит, но он, в сущности, слабый, а не сильный, он подавлен страхом и сознание его страшно сужено, он меньше верит в Бога, чем терпимый. В известном смысле можно было бы сказать, что фанатическая вера есть слабость веры, безверие. Это вера отрицательная».

Фанатизм — это вера, но вера глубоко деструктивная, невротическая, «отрицательная», это вера для себя. Подлинная вера не закрывает, а открывает мир, являясь мостом от сердца к сердцу. Она всегда идет рука об руку с любовью и состраданием, связывая нас как с Богом, так и с человеком.

Но только ли вера лежит в основе фанатизма? Борьба за власть является столь же сильным мотивом фанатика. Он борется за власть, чтобы избавиться от глубинного неосознаваемого страха, он борется за власть идеи, с которой себя отождествляет, и если побеждает идея — побеждает и он сам.

Двинемся дальше и перейдем к следующей сущностной черте фанатика. Речь идет о глубочайшем эгоцентризме. В эгоцентрическом мире фанатика нет места другой человеческой личности, нет права на иное мнение, иной взгляд, иной способ жизни. Оттого с фанатиком в принципе невозможен диалог, поскольку диалог предполагает встречу двух разных мнений, двух разных людей.

Эта неспособность к рефлексии, к взгляду на себя со стороны полностью исключает возможность осознать свой фанатизм. И здесь включается механизм «психологического переноса», проекции: внутренние демоны страха проецируются вовне, находя подтверждение, опредмечиваясь в любом несогласном, в любом инакомыслящем. Чем больше страха в душе самого фанатика, тем сильнее и страшнее война с внешним врагом. Именно в других фанатик видит то страшное фанатичное зло, которое на самом деле несет в самом себе. Карая и уличая других, фанатик ощущает себя спасителем. Вообще идея спасения или гибели очень сильная идея. Только в любви, глубокой подлинной вере и постепенном возрастании души эта идея ведет к истине, к Богу. В противном случае, попадая в неокрепшие мозги и неразвитые души, она может служить совсем иным целям.

Прививка от одержимости

Наивно полагать, что фанатик — это изгой общества, а фанатизм — это болезненный сбой системы. Фанатизм всегда носит социальный характер. Неслучайно Н. Бердяев считал что «человек не может быть фанатиком, когда он поставлен перед Богом, он делается фанатиком, лишь когда он поставлен перед другими людьми». Общество так же ответственно за любой акт фанатизма, как и отдельный человек, поэтому внимание к так называемым «положительным» формам фанатизма — долг и обязанность любого здорового социального института. «Хорошего», «невинного» фанатизма не бывает, из молодых музыкальных или спортивных фанатов вполне могут вырасти серьезные политические или религиозные фанатики, поскольку суть и корни фанатизма всегда одни и те же.

История доказала, что взлет фанатизма приходится на переломные эпохи. Когда старые системы рушатся, а новых еще нет, происходит взрыв всех деструктивных форм веры, таких как фанатизм, суеверия и предрассудки. Это объясняется тем, что вера как очень важная, присущая любому человеку способность усиливается в периоды неопределенности. Она помогает нам справиться с тревогой и страхом, пережить состояние острой неопределенности при переходе от старых, безопасных, хорошо известных систем к новым, неведомым и пугающим. Но если в душе человека уровень деструктивных процессов высок, то вера переходит в болезненные формы.

Как помочь человеку, как помочь всем нам не попасться в ловушку фанатизма? Евангелие дает простой ответ: нельзя строить своего отношения к Богу без отношения к человеку. Именно любовь является глобальной прививкой от любых психологических «эпидемий». Она восстанавливает доверие к миру, она дает нам силу и веру в самых трудных обстоятельствах жизни, она позволяет увидеть лицо другого человека. Именно поэтому святые, которые были способны на подвиги веры, никогда не были фанатиками: их сердце всегда было наполнено любовью к Богу и к человеку.

Текст: психолог, преподаватель факультетов психологии МГУ и Российского православного университета Наталья ИНИНА

Версия для печати

Тэги: Церковь  Личность  Общество  Психология