Богородичные песнопения: соединение несовместимого

Православные литургические песнопения, посвященные пресвятой Богородице, как правило, очень сложны и «догматичны». Это особенно заметно при сравнении с традиционной латинской гимнографией, с такими ее классическими образцами, как Stella Maris («Звезда морей»), Pulcherrima Rosa («Прекраснейшая Роза»), Ave Regina («Радуйся, Царица»)… Совершенная чистота, дивная красота, несравненное милосердие Девы – их лирическая тема¹ .

Православные (греческие) песнопения обращаются к Богородице иначе: в свете догмата о Воплощении Бога Слова. Они размышляют о той роли, которая принадлежит Ей в этом величайшем чуде, они созерцают невероятность происшедшего. Этого не вмещают человеческий разум и обыденный опыт, о чем постоянно напоминают богородичные гимны (мотивы «молчания витий» и «недоумения философов») и о чем, как говорит одно из этих песнопений, «безопаснее было бы молчать». Хвалебное песнопение и есть молчание, облаченное в слова.

Излюбленная риторическая фигура здесь – соединение несоединимого, оксюморон: «Невеста неневестная». Созерцанию певцов и слушателей предлагаются вещи непредставимые: девица становится матерью, оставаясь девицей; женское чрево вмещает Того, Кого не вмещает звездный мир и все творение; смертное, сотворенное человеческое существо рождает «жизнь бесконечную». Гимнографы как будто наслаждаются умножением ряда «невозможностей», следующих, по существу, из одного именования: Богородица.

В богородичных песнопениях присутствуют ветхозаветные образы: Богородица – лестница, которую видел патриарх Иаков, кувшин манны из древней Скинии Завета, жертвенник, неопалимая купина, переход через Красное море… Все это – образцы того, «чего не бывает», чудеса, в которых «естества чин» (природный закон) отменяется. Огромный реестр таких символических уподоблений содержит в себе акафист «Взбранной Воеводе», образец и источник множества литургических текстов.

Тропарь Успения не включает в себя этих ветхозаветных символов. Его композиция прозрачна. Первые два стиха дают параллельные образы соединения несовместимого: девственного рождения – и кончины, которая не означает полного разрыва с миром. Два эти чуда поданы в одном модусе: сохранения. «Девство сохранила» – «мира не оставила». Хранение, сбережение, покров – один из главных мотивов в почитании Богородицы. В молитвенных обращениях к Ней звучит надежда, что с Ее помощью и пропавшее не пропадет. Два этих стиха составляют как бы богословское вступление к гимну.

Следующие четыре стиха тропаря развивают его основную тему: смерть – и жизнь. Кончина Богородицы - не смерть, а переход к вечной жизни, к той новой Жизни, которую Она родила, оставаясь смертным существом. Слово «смерть» появляется только в последней строке, и относится не к кончине Богородицы, а к «нам», точнее, к «душам нашим», которые, по ее заступничеству, спасаются от смерти. Жизнь ее после кончины не только не прекращается, но становится источником жизни для «душ наших». С темой заступничества, ходатайства, просительства, «споручительства» Богородицы связана тема Суда. На Суде Христовом Она выступает как адвокат, как просительница о помиловании осужденных. Здесь сходятся латинская и греческая традиции гимнографии Богородицы, с различия которых мы начали. И в западной традиции Она прежде всего – защитница, «адвокат» на «праведном суде», надежда тех, у кого нет никакой другой надежды.

В Св.Писании мы встречаем один источник этого тысячелетнего образа «заступницы за людей перед Сыном»: рассказ о брачном пире в Кане Галилейской. Сочувствие Богородицы к людям, которым не хватило вина, и просьба к Сыну поправить это положение становятся побуждением к началу Его чудотворства, к первому «явлению славы», к началу совершения Его миссии Спасителя. Первое чудо Господь совершает по просьбе Матери (Ин.2, 1- 11).

Примечаниe:¹ В целом богословские хитросплетения остаются «за кадром» западных гимнов Деве. Но есть исключения. В богословском гимне Богородице, который в финальной песне «Божественной Комедии» поет у Данте Бернар Клервосский, мы слышим совершенно византийское упоение головокружительными «невозможностями»:
“Vergine Madre, figlia del tuo figlio… tu se’colei che l’umana natura Nobilitasti si, che ‘l suo fattore Non disdegno di farsi sua fattura” - «Дева Мать, дочь своего Сына… Ты та, в которой человеческая природа Так облагородилась, что ее Творец Не счел недостойным стать ее (человеческой природы) твореньем». (Par. XXXIII, 1-6).
Образ «дочери собственного Сына» перекликается с древней иконографией Успения, где Христос предстоит ложу усопшей Богородице и держит на руках ее душу в образе маленькой девочки, точно повторяя позу Богородицы, держащей Младенца. Наглядным образом Мать возвращается к своему изначальному статусу – она вновь дитя Творца.

Ольга СЕДАКОВА

Версия для печати

Тэги: Богослужение  Язык богослужения  Богородица