Человек приходит в Церковь с твердым намерением измениться. Но постепенно неофитский пыл проходит, а грехи остаются. Причем все те же, что и были раньше — привычные и давно надоевшие. «Зачем вообще ходить на исповедь, если ничего во мне не меняется?» — закрадывается искусительная мысль. Действительно, зачем?
«Не буду больше грешить!»
Один священник рассказывал мне, как исповедовал и причащал на дому девушку, которая сильно болела и не могла прийти в храм. За время болезни она много передумала, много прочитала, и в ее сердце произошло обращение к Богу. Крестили девушку еще в детстве, но до поры до времени семена, брошенные в ее душу в день крещения, не прорастали. И вот во время болезни — проросли. Прочитав внимательно Евангелие, некоторые другие книги, она начала молиться и ощутила необходимость исповедаться и причаститься.
Пригласили священника. Батюшка сразу понял, что в душе девушки произошло нечто очень важное и что она только начинает свое вхождение в Церковь. Разложив на столике все необходимое, приготовив Святые Дары, священник прочитал положенные перед причащением больного молитвы, а затем сел на стул возле постели больной.
— Ну что же, давайте начнем исповедь... Это, наверное, ваша первая исповедь? — спросил он.
— Первая и последняя, — твердо ответила девушка.
— Последняя? — растерялся батюшка. — Вы что же, умирать собрались?
Священник знал, что болезнь девушки хотя и серьезная, но не смертельная, и поэтому удивился столь категоричному ее заявлению. Однако девушка успокоила его:
— Что вы, батюшка, умирать я не хочу.
— Так почему же исповедь — последняя?
— А потому, что я... больше никогда не буду грешить.
В голосе девушки, в ее чистом, исполненном большой духовной силы взгляде священник увидел самую полную решимость навсегда покончить с грехом.
— Ну... знаете, — мягко начал возражать он.
Священник собирался было сказать, что этого еще ни у кого не получалось, что, как бы высоко ни поднялся человек на пути нравственного восхождения к Богу, все равно не избежать тех или иных погрешностей, ошибок, что невозможно идти по дороге жизни и нигде не спотыкаться, что даже самые великие праведники снова и снова каялись, понимая невозможность окончательно преодолеть свою греховность в течение земной жизни. Обо всем этом хотел сказать батюшка юной исповеднице, но, взглянув в ее глаза, остановился. Такая была в них решимость жить отныне совершенной жизнью! Нет, пусть она узнает об этом чуть позже. Пусть она хоть немного поживет после исповеди в прекрасном убеждении, что можно совершенно освободиться от греха и больше никогда не заплатить ему даже самой маленькой дани.
Конечно, эта исповедь оказалась не последней. Девушка выздоровела и уже сама приходила в церковь. Какое-то время она готова была прийти в отчаяние от того, что, несмотря на пламенную решимость жить чисто и свято, она снова и снова возвращается к тем же немощам. Она поняла, что наша греховность не столько преступление, сколько болезнь, и излечиться от нее гораздо труднее, чем от болезни телесной.
Многие годы от исповеди к исповеди повторяем мы один и тот же список грехов, и, кажется, ничто не меняется к лучшему. Об этом не знают те, кто никогда не вступал в борьбу с самим собой — самую трудную на свете борьбу. Тем же, кто взялся за нее, кажется, что у них ничего не выходит и, даже напротив, дела становятся все хуже и хуже.
И действительно, они сначала становятся хуже. Святые Отцы это знали на собственном опыте. Пока человек не ставит перед собой трудных задач, пока живет «как живется», пока плывет по течению — все как будто в порядке. Но стоит человеку принять какие-то решения и начать делать какие-то усилия в работе над собой, наше внутреннее естество начинает бунтовать. И происходит то, о чем Апостол Павел сказал: «...желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю» (Рим. 7: 18-19). Такая раздвоенность нашей души — одно из многочисленных последствий первородного греха, и никакие личные усилия человека не могут ее преодолеть. Только Благодать Божия.
«Добродетель — не груша, сразу не съешь»
Помню, в моей безбожной юности, когда я еще только размышлял над вопросами веры и не столько искал ее, сколько искал обоснований своего безбожия, думалось так: «На самом деле нет верующих и неверующих. Все — неверующие. Ведь если бы действительно верил человек, что есть Страшный суд, есть ад и рай, то разве грешил бы он! Каждый, думалось мне, искренне верующий автоматически становился бы праведником. А поскольку праведников вокруг не наблюдается, в том числе и среди называющих себя верующими, значит, все они врут. Никакие они не верующие». Сейчас понимаю, как наивны были все эти мысли. Ничто не поддается изменению с таким трудом, как человеческий характер. Так один мой неверующий знакомый как-то горячо обличал нас, христиан, и меня лично: «Ведь вы же знаете, что нельзя осуждать, а осуждаете! Нельзя лгать, а лжете!» Что возразить? Знаем, стараемся, но не получается! И на первых порах чем больше стараемся, тем больше не получается. Кажется, преподобный Серафим сказал: «Добродетель — не груша. Сразу не съешь».
Часто приходят на исповедь люди и с горечью говорят: «Батюшка, мне так стыдно! Из раза в раз иду к вам на исповедь — и все одно и то же! Одни и те же грехи». Ну, хочется сказать, хорошо, что новых нету.
Исповедь включает два элемента. Первый — это конкретные поступки, несовместимые с верой, совершенные порой тогда, когда о вере еще и разговор не шел. Аборт, например, или кража, измена жене, или какое-то преступление. Словом, человек признается в грехе, за который невыносимо стыдно и который он действительно никогда уже не повторит. От таких грехов уверовавший обычно на первой же исповеди очищается раз и навсегда. А потом начинается работа над тем, что называется характером человека. Разумеется, и в этом случае кающийся то и дело срывается на нехорошие поступки и слова. Допустим, аборт женщина больше не сделает. Муж жене больше не изменит. Украсть — не украдет. Но сдерживаться в гневе, не болтать лишнего, не трусить и не жадничать, воздерживаться от недостойных помыслов и прочего — всему этому учиться придется долго и далеко не сразу успешно. Характер изменить настолько сложно, что представляется порой даже невозможным. Вера и исповедь дают возможность правильно оценить себя. Это уже много! Но оценить не означает изменить.
Если я осознал, что раздражителен и горд, это не значит, что с этого момента я стал смирен и кроток. Признав себя трусливым, ты не станешь тотчас храбрым. Все мы больны — и верующие, и неверующие. Только одни осознали свою болезнь, другие же — нет. Однако осознать свою болезнь, правильно поставить диагноз, еще не означает выздороветь. И если даже при обычных, телесных, заболеваниях начало лечения часто сопровождается обострением болезни, то и покаяние наталкивается на такое мощное сопротивление «ветхого человека», не желающего уходить и уступать место «новому», что впору бывает прийти в отчаяние. Вспомните Марию Египетскую. Семнадцать лет после своего обращения она, живя в пустыне, боролась с сильнейшим желанием вернуться к прежней греховной жизни.
Часто слышишь искреннее сетование: «Что толку в моей вере?! Что пользы в моих исповедях, если ничего не меняется?!» Уверяю, меняется! Но меняется обычно очень-очень медленно. Гораздо медленнее, чем возрастает требовательность к себе. Просто совесть становится непримиримее, и душа начинает болеть от того, на что раньше совсем не реагировала.
Так бывает всегда. И все же та девушка была права. На каждую исповедь надо идти, как на последнюю, и пусть каждая неудача, каждое новое падение не угашает, а придает еще больше решимости снова вступить в борьбу и, в конце концов, с Божией помощью победить.
Текст: протоиерей Игорь ГАГАРИН
Версия для печати
Тэги:
Исповедь
