Это место на Волге почему-то называется Рудник. Никто давно не удивляется, только "внешним" приходится объяснять, когда у них расширяются глаза: "Где-где ты отдыхала?.." Собственно, дача наша уже и не на Волге, а на небольшом заливе. Нет, хочешь Волгу - пожалуйста: 15 минут по берегу залива - и вот она, волнистая, тучная, одного цвета с мокрым песком. Наш берег пологий, а тот - крутой. Он так далеко, что кажется, некоторые его фрагменты не сохранились.
А залив - он обозримый и оттого домашний. Вода там всегда теплее (физики меня поправят, и напрасно). Домик наш, дощатый синий недотепа преклонного возраста, стоит среди других дачных домиков НИИ электроники на самом берегу. На своем. Потому что у каждого здесь - свой кусок берега, хотя заборы отсутствуют и гости приветствуются.
У нас гости приветствуются тем более, особенно когда мы здесь вдвоем с мужем. Сегодня нас восемь. Или девять? Неважно. Так хорошо! Уже ночь, уже костер. Уже звезды над заливом, а над нами - ветка дуба, а потом небо, если совсем облокотиться на скамейку и смотреть вверх и сквозь. А лучше - сделать шаг к воде и дышать, уже и вдыхая, и выдыхая молитву, и не вытирать глаз, пока никто не видит, пока черная вода пахнет вечностью, и плещется в ней рыба, и сердце плещется, и Кто в нем - хочется высказать, или вытанцевать, или раствориться самой по сердцам ночных наших гостей, чтобы говорить уже не надо было... Потому что говорить я об этом не умею, я сбиваюсь, когда на меня нападают - злюсь, а если уж заходит такой разговор, то нападают всегда. Так уж получилось, что я среди наших общих с мужем друзей на многолюдных вечерах бываю одна такая: и жизнь, и работа моя связана с храмом. Поэтому именно в мою сторону, с расчетом на мои уши, под напором (накопилось!) вырываются претензии, непонимание, насмешки. Но только не сегодня - не надо сегодня спорить, сегодня звезды, и костер, и пахнет вечностью, и так глубока радость о Господе - от звезд, которые в глубине над - до звезд, которые плещутся в заливе вместе с рыбой...
- ...Нет, ну почему вы сами не говорите вслух о разных гадостях, которые в церкви происходят? Почему это запрещенная тема?
От неожиданности Колиного вопроса вздрогнули, кажется, все.
- Ну почему же запрещенная? - обреченно вздыхаю я. - Разные "желтые" газеты только об этом и пишут... Есть, в общем, что почитать интересующимся.
- Коль, ну что ты опять?.. ("Вечер портишь", - не договаривает Рома. Рома, как человек с безупречным эстетическим вкусом, тоже противится таким разговорам в такую ночь.)
Рома, как и Паша, мой муж, считает плохим воспитанием и моветоном говорить о вере (и даже ее отсутствии) вслух. Они правы, я думаю. Хотя я знаю некоторых людей такой глубокой веры, для которых естественно вздыхать (от дышать) о Боге и в присутствии посторонних. И это действует на других, как короткое замыкание, когда принятые и привычные в обществе разговоры и слова гаснут, истлевают, и вспыхивает запретное, скрываемое Имя Божие.
Коля не похож ни на Пашу, ни на Рому. Он "не шкаф и не музей - хранить секреты от друзей". А друзья у него - все, кто по каким-то причинам рядом. А уж когда рядом старые друзья, градус его веселости и разговорчивости (и так достаточно высокий) повышается до невиданных отметок. И говорить он может обо всем, что его волнует, не считаясь ни с условностями, ни с желанием окружающих его выслушать.
- Нет, а вы-то сами? Это же лицемерие - делать вид, что все хорошо. Взяли бы и честно написали все в своем журнале.
Что "все" - уточнять мне не хочется. Я догадываюсь, что это "священники на джипах", "водочный капитал"... Что там еще? Джипы особенно не дают покоя почему-то.
- Вот недавно мы с Маратом шли по дамбе, - без паузы продолжает Коля, - утро, вокруг ни души, машин нет совсем. И тут джип проносится, а в нем поп сидит! Честно тебе говорю, у Марата спроси!
(Вот, как в воду глядела! Жалко, вчера Коли не было. А то бы он слышал, что про джипы уже говорили.)
- Как я могу к такому на исповедь прийти? Если я знаю, что он недостойно живет, если он сам заповеди нарушает? Почему его сана не лишат за несоответствие занимаемой должности? Это бы только подняло престиж церкви!
У меня со школы глупая привычка: мне стыдно вслух произнести то, что, как мне кажется, все и без меня прекрасно знают. Когда на заданный вопрос ответ давным-давно был всем известен, я всегда тупо молчала и стеснялась. Вот и сейчас - надо сказать: "Дорогой Коля! Ну как можно судить о человеке по какому-то джипу? И потом, ты ведь не перед священником каешься - перед Богом. Не делает сан святым автоматически - что тут поделаешь! Бога, Который пребывает среди верующих, недостойный священник не изменит, и Таинства, которым этот священник помогает произойти, останутся те же". Все это надо сказать, но сковывает обманчивое, может быть, чувство, что Коля все это знает и так. Как и все сидящие около костра. И я, как в детстве, проглатываю язык.
- Нет, ты скажи: имеет священник право быть националистом? антисемитом каким-нибудь? и во всеуслышанье об этом говорить? - возмущенно спрашивает меня, наполовину еврейку, мой родной, абсолютно и беспримесно русский муж. Все-таки не выдержал - включился, и голос его выдает готовность к затяжной атаке. Он, может быть, и рад выступить на моей стороне, но - увы! - не может поступиться принципами. Откуда эти принципы, чем питались и на чем всходила его нелюбовь "ко всему такому" - Церкви, "попам" и проч., - я распознать не смогла.
Может быть, это оттого, что, как было сказано выше, считает веру делом слишком интимным - настолько интимным, что она и не должна проявляться вовне, как это происходит в церкви и вообще у православных - крестятся, молятся у икон...
Может быть, оттого, что он не любит "массовых увлечений", тем более тех, которые "официально пропагандируют" - службы по телевидению, чиновники со свечками, "попы" в передачах... Как раньше "положено" было быть коммунистом, так сейчас, дескать, "положено" быть православным...
Может быть, оттого, что, зная о Церкви и священниках преимущественно из газет и телевизора, видит или "официоз", или сплетни, "разоблачения" и все остальное, что так любят печатать современные газеты.
Может быть, оттого, что слишком громко раздаются голоса тех, кто считает, что православие свое нужно доказывать только ненавистью ко всему нерусскому, и бороться с этим нерусским духом везде и всегда, желательно - до полного уничтожения.
Может быть, просто оттого, что видит на примере своей собственной жены, что одно дело - то, что говорит человек, ходящий в церковь, а другое - то, как он живет...
Может быть, по всему этому вместе или по чему-то совсем другому.
Все это опять проносится в моей голове, пока я соображаю, как мне отвечать.
Я поднимаю взгляд и вижу за едким дымом костра черный залив, чуть сверху и слева - месяц, близоруко угадываю звезды. Внутри у меня включается проигрыватель и начинает играть фа-минорную хоральную прелюдию Баха. Я успокаиваюсь.
Я скажу так.
Вот Бах. Музыка его существует, даже если ее не играть. Но все-таки, чтобы она звучала, одна и та же, но всякий раз заново, должны собраться музыканты и ее исполнить. И с ними собираются люди, которые любят музыку и любят Баха.
Кто-то из музыкантов может быть пьяницей, а дирижер - не отдавать долги и обманывать жену. Директор фестиваля, возможно, к Баху равнодушен, но знает, что эта музыка всегда соберет зал. Не исключено, что кто-то из слушателей пришел, чтобы похвастаться завтра на работе: "Был я тут вчера в консерватории..." Кто-то хочет "попасть в телевизор" - центральный канал обещал транслировать концерт. Кто-то пришел потому, что считает немцев высшей расой, а Баху повезло родиться немцем.
Но музыка!.. Она не становится хуже от того, что скрипач - увы! - ужасный картежник. Нельзя запретить играть Баха из-за того, что господин в первом ряду изнывает от скуки, хотя изображает восхищение. Ведь большая часть пришла сюда потому, что сейчас с ними происходит что-то очень важное. Что-то происходит с их сердцами, из каких-то неведомых глубин, оттуда, где только что жила суета, злоба, цинизм, рождаются слезы. И концерт кончится, и все разойдутся, но музыка теперь поселилась в них. Когда она затихнет и сердце опять будет барахтаться в мелкой луже забот и суеты, можно будет опять прийти сюда, и открыть в себе глубину, и умыться бьющим из нее источником.
...Разговор уже давно улетел куда-то вперед - Рома свернул его с опасных для вечера рельсов. Уже звучала под гитару любимая нами песенка и Коля залихватски подтягивал. И проигрыватель у меня внутри уже замолк - видимо, прелюдия закончилась, а я не заметила и опять пропустила конец.
Вернемся домой - обязательно послушаю.
Мария Чернова
Версия для печати
