Православие на афганской границе

Под боком у российской военной базы на границе с Афганистаном строится православный храм. По форме храм напоминает маяк, и настоятель надеется, что свет этого маяка соберет немногих остающихся в республике русских. Соберет и объединит.



Уже не СССР

В аэропорту стойка регистрации на рейс в Таджикистан сразу бросается в глаза. У других стоек люди стоят в очереди, а здесь — толпятся. Время от времени «начальник очереди» бессистемно пропускает одного человека.

Люди в толпе активно общаются, интересуются жизнью своих членов. Меня, например, успели раза три спросить, кто я и зачем лечу в Таджикистан. А уже в самолете прочли лекцию об истинности ислама и позвали на свадьбу.

На перевале между Душанбе и Курган-Тюбе женщины торгуют кисломолочным освежающим напитком «чалоб»

Пригласившего меня таджика зовут Умид Джум. Он нелегально работал в России таксистом и строителем. Вместе с ним в России жила восьмилетняя племянница, здесь она ходила в школу. На родине ближайшая из оставшихся русских школ находится слишком далеко, и семье было проще отправить ее учиться в Россию. Заработанных денег Умиду хватало и на жизнь, и на семью, оставшуюся на родине, и на периодические поездки между домом и работой.

Умид Джум такой не один: в каждой четвертой таджикской семье есть человек, работающий за рубежом, чаще всего в России. Денежные переводы из России составляют 40 процентов от ВВП Республики Таджикистан. В самой республике на жизнь не заработаешь. Нормальной считается зарплата 100 долларов. Рабочих мест не хватает даже самим таджикам — китайцы берут дешевле и успешно конкурируют с местными. А трем процентам русскоязычного населения без знания таджикского языка приходится совсем тяжело.

Со всей очевидностью тяжесть положения русских я почувствовал в Душанбе, где познакомился с двумя звонарями кафедрального собора. Показав мне город, напоминающий нечто среднее между Феодосией и Пятигорском, один из них извинился и попросил в долг тысячу рублей. Как раз в день нашего знакомства у Антона был день рождения, и он хотел пригласить друзей за праздничный стол.

Интерьер типичного таджикского жилища не отличается разнообразием. Мебели в комнатах нет — только сундуки да ковры с подушками

Праздники здесь принято отмечать широко. По местному обычаю гостю надо отдать и последнее. В полном соответствии с этими словами некоторые бедные семьи запросто могут зарезать последнего барана и оказаться на грани выживания. А предложить таким людям деньги или отказаться от угощения — значит смертельно обидеть хозяина. Между тем работы по специальности (Антон — каменщик) не было уже четыре месяца. При храме в Душанбе его кормят обедом, еще он помогает матери собирать растения и делать из них лекарства, есть мамина пенсия в 100 сумони (около 600 рублей) — тем и живут.

Прихожанка кафедрального собора в Душанбе, живущая тем, что собирает милостыню на паперти. Нищие таджики в поисках подаяния ходят по домам, а русские нищие дежурят под деревом у церковной ограды. Держатся все вместе, милостыню делят поровну и вообще всячески друг друга поддерживают

Старшее поколение таджиков к русским до сих пор относится очень хорошо. Но молодежь — уже нет. Молодых таджиков учат, что сначала родился таджик, а потом Адам и Ева. Русская художница Алла рассказала, как перед Пасхой пошла на русское кладбище покрасить железный крест на могиле родителей. Деревянных крестов здесь давно не ставят — их срубают на дрова. Подростки из кишлака стали кидать в нее камни и комья земли. Она подошла к ним, познакомилась, объяснила, что пришла на могилу. Чтобы задобрить молодежь, отдала им сколько было денег. Когда отошла от компании, в спину снова полетели камни. С тех пор она на кладбище одна не ходит. Но чем выше в горы, тем отношение к русским лучше. Говорят, старейшины вспоминают СССР как золотой век Таджикистана и при встрече с русскими с полной серьезностью спрашивают: «А будет ли снова СССР?».

Вовчики и юрчики

Во времена Союза деньги вливались в Таджикскую АССР щедрой рекой. Если в России на Дальнем Востоке не было дорог, то здесь они были проведены. В республике был построен четвертый в мире по величине алюминиевый завод. Тем не менее Таджикистан оставался беднейшей советской республикой. К концу 1980-х четверть его населения была безработной, отмечался самый высокий уровень детской смертности и самый низкий уровень грамотности среди всех республик.

Таджикская кухня традиционно располагается на улице под навесом. В центре кухни — печь, которую топят сухими ветками хлопка, оставшимися после сбора урожая

В 1991 году республика провозгласила свою независимость. Самая высокая точка бывшего СССР (7495 м), бывший пик Сталина, а затем пик Коммунизма, была переименована в пик Исмаила Самани. С карты исчезли Ленинабад, Орджоникидзебад. От названия «Сталинабад» отказались несколько раньше, в пятидесятых. Столице вернули ее исконное имя — Душанбе, что по-таджикски значит «понедельник».

Купол храма пока затянут армейской палаткой, которую пожертвовала военная часть

Почти одновременно с получением независимости в стране началась гражданская война. Северные кланы с центром в крупном городе Кулябе воевали с южными, живущими на склонах Памира. Первые поддерживали формально легитимное правительство, наследующее советскому аппарату, поэтому их условно относили к коммунистам. Их противники сочувствовали ваххабитам. По схожести произношения ваххабитов назвали «вовчиками». В противоположность им и по схожести с русским именем Юра северных стали именовать «юрчиками». Война «вовчиков» с «юрчиками», в которой Россия де-факто поддержала последних, стала катастрофой для республики. «В газете можно было прочитать совет — есть собак, — рассказывал мне один из местных жителей. — Огромные очереди за хлебом, который раздавали с машин. Привезли три машины на 10 тысяч человек. Стоишь — и никакой надежды, что возьмешь... Но все равно стоишь».

Один из знакомых отца Николая, уезжая из республики, подарил приходу пасеку. Медом с этой пасеки община спасалась от голода в самые тяжелые времена

К настоятелю православного храма в Курган-Тюбе во время войны пришли домой солдаты и сказали:
— Ты «вовчик», так что собирайся, пойдем с нами воевать.
— Я не «вовчик», а священник. Вы меня хоть убейте, но никуда я с вами не пойду.
Отцу Николаю отключили свет и воду, а также лишили гуманитарной помощи. Но все-таки не убили.

За время войны таджикское государство было отброшено в тридцатку беднейших стран мира. Сейчас 70 процентов населения живут за чертой бедности. По словам моего собеседника, бывшего милиционера, схемы обогащения используются преимущественно незаконные и в первую очередь связанные с наркотрафиком из Афганистана. Через страну, по которой в Средние века проходил великий шелковый путь, теперь идет героин.

Заслуженный архитектор России Виктор Канаев все время на стройке. Рабочих приходится учить самому элементарному, например как правильно укладывать кирпич

Храм из грязи

В республике осталось пять православных храмов, один из них — во имя архистратига Михаила в Курган-Тюбе — практически развалился. «Ничего удивительного. Храм — саманный, у него стены можно пробить рукой», — говорит настоятель, и, глядя на руки бывшего скалолаза и тяжелоатлета, легко веришь в то, что это не метафора. «А что такое саман?» — спрашиваю у него. «Попросту говоря, грязь», — отвечает батюшка.

Курган-Тюбе находится в 80 километрах южнее столицы Таджикистана Душанбе. Еще через 80 километров на юг — граница с Афганистаном. Приход — человек пятнадцать-двадцать, включая офицерских жен (в Курган-Тюбе находится военный городок российской военной базы). Всего считающих себя православными в городе наберется человек сто.

Мозаика на барабане храма. Купол со временем тоже будет выложен золотой смальтой

Когда храм стал в буквальном смысле рассыпаться, отец Николай решил, что надо строить новый. Только вот как? «Рано утром проснулся, часов в пять, — рассказывает отец Николай. — Всю ночь почти не спал, все мысли лезли: как начать? Как спасти храм и приход? Владыка благословил, значит, я должен туда ехать. Но зачем ехать, если я ничего не могу сделать?» Собственный приход отца Николая находится примерно в 100 километрах от Курган-Тюбе. Ближе к шести утра на мобильном священника раздался звонок. Незнакомый женский голос почти кричал в телефон: «Ну ты едешь в Курган-Тюбе или нет?!» Как ошпаренный, отец Николай вскочил с кровати. Оказалось, ошиблись номером. «Ну вот тебе и ответ, — сказал сам себе батюшка, — Бог тебя призывает. Надо ехать».

Компьютерная модель храма

Денег при этом не было ни копейки, за исключением того, что приносили за свечи. Дело в том, что местное население довольно суеверно, а потому ислам здесь имеет оккультный налет. Как считают оккультисты, «русский Бог сильнее», поэтому для своих обрядов они стараются купить свечи именно в храме. Пошаманят-пошаманят — не работает. Тогда начинаются попытки поставить свечу в храм к иконе. Но в церковь колдуны сами идти побаиваются, поэтому зажечь свечи просят церковный причт. Иногда эти попытки принимают комичные формы, особенно когда свечи в лавке заканчиваются и вместо них несут купленные в хозяйственном магазине.

Сразу по приезде батюшка стал своими руками вырубать виноградник на территории храма, расчищая площадку под строительство. Подключились бабушки-прихожанки: начали по одному таскать кирпичи. Военная база прислала солдат. Нашелся проект саманного храма, оставшийся от стройки в другом городе. Что делать дальше, кто, как и на какие средства будет строить, никто не представлял. «Но я твердо знал, что все равно деньги найдутся», — говорит настоятель. Так и случилось.

Деньги с неба

Неожиданно из военного городка пришло известие: в Москве нашелся благотворитель, готовый пожертвовать на строительство храма значительную сумму, он же обещает прислать специалиста-архитектора. Когда специалист приехал, выяснилось, что это не кто иной, как заслуженный архитектор России Виктор Иванович Канаев, бывший главный архитектор Душанбе. Глядя на этого крупного человека с Южного Урала, обратившегося из старообрядчества, ни за что не скажешь, что ему на самом деле 70 лет. «В семидесятых годах работал я районным архитектором Москворецкого района, и довелось мне спасать от разрушения Троицкий собор Свято-Данилова монастыря. Помню, зашел я в собор, чтобы критически его осмотреть, разобрать все в нем находящееся, — рассказывает Виктор Иванович историю своего воссоединения с Церковью. — Постоял, поразмыслил своим умишком мелкого интеллигента и понял несоразмерность нашего старообрядческого разбитого на осколки учения этому огромному айсбергу. Я увидел, что православный храм вобрал в себя все виды искусства и дал им развиться. Так я пришел в Православие. И мне сразу стало легче жить и работать».

Строящуюся церковь Виктор Иванович он считает своей последней крупной работой, поэтому относится к ней особенно трепетно. «Храм — как человек. Железобетонный каркас — это скелет. Сейчас я на него надеваю мышцы — закрываю кирпичными стенами. Потом наращу кожу, надену одежду». Здание рассчитано на землетрясение силой до девяти баллов. В основе классическое правило: польза, прочность, красота. «Нас когда-то учили, что в православном зодчестве сплошной догматизм, что оно убивает свободу мысли. А оказалось ровно наоборот! — усмехается архитектор. — Вот строю я горком партии — ну ничего с ним не сделать. А строю храм — такой простор творческой мысли открывается».

На стройку со всего города приходят, как на выставку достижений народного хозяйства — таких технологий здесь давно не видели. «Местных строителей пришлось учить практически всему вплоть до самого элементарного: стелить доски под тачку, чтобы легче было катить, держать в руке топор, резать кирпич, пользоваться подъемными механизмами. Зато теперь это лучшая бригада в городе по отливке монолитных железобетонных конструкций, — с гордостью говорит Виктор Иванович. — Если о людях заботишься, они начинают работать добросовестно».

В этом году 31 апреля Таджикистан впервые посетил митрополит Ташкентский и Среднеазиатский Владимир. По этому случаю в Душанбе съехались православные со всей республики, тем не менее кафедральный собор был наполовину пуст - русскоязычного населения в Таджикистане осталось менее 3 процентов

Старые знакомства заслуженного архитектора тоже пригодились и не раз помогали стройке: где крошку самоцветов дадут бесплатно, где щебенку. Что-то Виктор Иванович жертвует из собственных запасов. В общем, такой помощник — просто подарок.

Впрочем, список нечаянных радостей отца Николая на этом не заканчивается. Не так давно в Курган-Тюбе приехал тогдашний глава одного из крупнейших банков России и захотел встретиться со священником. Он рассказал батюшке, что в детстве жил в этих краях и здесь похоронен его трехлетний брат. В Москве брат стал почти каждую ночь являться во сне сестре банкира. Семья обратилась сначала к врачам, затем к священнику. Тот посоветовал заказать сорокоуст и отслужить панихиду по усопшему. Когда и это не помогло, московский батюшка сказал: «Езжайте на могилу брата. Наверное, ему там требуется какая-то помощь».



В Курган-Тюбе банкир отыскал могилу мальчика. Отец Николай отслужил панихиду. С тех пор брат сниться перестал. А банкир в благодарность перечислил на приходской счет немалую сумму и потом еще несколько раз помогал приходу. Вот так, без всяких планов на далекое будущее, рассчитывая только на волю Божию, в таджикской глубинке, возле границы с Афганистаном православный священник строит храм. Сейчас здание возвели под купол. Сам купол пока просто затянут армейской палаткой, которую пожертвовала военная часть. Палатка пришлась как раз по размеру.

Чтобы не одичать

Русских в этих местах почти не осталось. Нужен ли тогда православный храм? Отец Николай убежден: нужен. «Конечно, эмиграция продолжается до сих пор. Остаются только те, кто уехать просто не в состоянии: пенсионеры, инвалиды. Словом, недеятельная часть населения. А также дети от смешанных браков, которые считают родным языком русский. Но даже если здесь останется один процент русскоязычного населения — эти люди все равно будут нуждаться в окормлении», — объясняет батюшка.

Храм может помочь русским и с работой. Например, сейчас стройплощадку сторожит семья из трех человек: мама-инвалид и две несовершеннолетние дочери. Живут при храме, больше им жить негде. Храм для них — кормилец. После окончания строительства появятся новые рабочие места. Останется столярный станок, станок по распилке мрамора. У храма есть медовая пасека, и там найдется дело для желающих. «Неверующие люди, работая при храме, волей-неволей погружаются в православную среду и начинают меняться. За время стройки прямо на моих глазах воцерковилось около двадцати человек, — рассказывает отец Николай. — Я по опыту знаю, приход формируется лет за пять. Здесь лет двадцать не было постоянного священника — не было и прихода. Сейчас создается ядро общины, к которому постепенно начнут прилипать остальные. Свет веры распространяется далеко. Уже появились люди, которые приезжают из самых отдаленных районов, чтобы хоть раз в месяц исповедоваться и причаститься». Строительство стало молчаливой проповедью христианства в стране, где гласная — запрещена. По местным законам священник в Таджикистане может проповедовать только в стенах храма. За соблюдением закона бдительно следит комитет по делам религий. Сам факт большой стройки действует на многих. Чаще стали появляться «захожане».

Кафедральный собор в Душанбе — один из четырех действующих православных храмов Таджикистана. Здесь ежемесячно ведет прием сотрудник Федеральной миграционной службы России. В российское посольство всегда стоит огромная очередь из таджиков, желающих выехать в Россию, пробиться туда невозможно. Поэтому местные русские предпочитают сразу обращаться в храм — здесь получить помощь намного проще

По словам батюшки, все предыдущие попытки объединения, созданные не на «духовной основе», провалились, в том числе и «общество соотечественников». «Храм может объединить русский народ, если тот не хочет потерять свое национальное лицо и совсем одичать», — сказал мне на прощание настоятель.

По возвращении в Москву я получил сообщение от каменщика Антона. Он связался с Виктором Ивановичем, и тот пригласил его на собеседование. Возможно, скоро у Антона появится работа при храме.

Кирилл МИЛОВИДОВ

Версия для печати