В январе этого года ВЦИОМ провел любопытный опрос: чего боятся россияне? Выяснилось, что, при том что для большинства самое страшное -- это потеря близких (28%), страх собственной смерти испытывают всего 3% опрошенных. С чем связан такой парадокс? Всегда ли человек догадывается, чего он боится на самом деле? Противоречия современного мышления корреспонденту «НС» Ирине ЛУХМАНОВОЙ объяснял психолог Денис НОВИКОВ.
Вероятно, большинству людей знакома ситуация, когда волнуешься за близких, которые, например, поздно вечером возвращаются одни домой. Но при этом, когда сам поздно возвращаешься, страх меньше. Почему? Во втором случае ты хотя бы как-то можешь управлять ситуацией (выбирать маршрут, избегать опасностей и т. д.) В первом случае ситуация тебе совершенно не подконтрольна. Чем меньше возможность контролировать ситуацию, тем больше она вызывает тревоги, -- так устроена психика. Заботиться о собственной безопасности проще, чем контролировать жизнь близких людей. Это и сказывается на статистике. Другой возможной причиной может являться, как ни странно, эгоизм. Страх остаться на этой земле без близкого человека, вероятно, для кого-то из наших современников больше, чем переживания, как этот близкий человек будет жить без него. На илл.: "Мирный процесс". Рисунок израильского школьника, демонстрирующий его страхи в связи с политической ситуацией в этой стране
| Денис НОВИКОВ родился в 1964 году. Окончил спецотделение факультета психологии МГУ, пастырско-богословский факультет ПСТГУ. Практический психолог, доцент Высшей школы психологии, автор курса по православной психологии «Психология страсти. Стратегии работы и навыки самопомощи», ряда работ по православной антропологии и психологии. |
-- Казалось бы, человек становится все сильнее: покоряет природу, строит дамбы от наводнений, изобретает лекарства от страшных болезней. Но страхи не исчезают, наоборот, они становятся немотивированными, а значит, справиться с ними все труднее?
-- Наверное, уместно сказать, что психология различает страх и тревогу -- понятия близкие, но не тождественные. У страха есть четкий объект, предмет, событие, которое страшит. Тревога -- состояние менее конкретное. Это неопределенное чувство беспокойства или предчувствие опасности, когда не понятен ее источник и человеку «просто как-то тревожно, не по себе» либо возможно неблагоприятное событие, которое трудно спрогнозировать (так, например, мнительные люди боятся заболеть, из этой же области тревога за близких). И современная цивилизация характеризуется ростом не столько страхов, сколько тревоги, которая часто проявляется в форме ожидания внезапных несчастий и тяжелых жизненных проблем.
Мне кажется, есть несколько причин того, что в современном обществе растет тревога. Во-первых, это связано с ускорением темпов развития цивилизации: постоянным появлением нового, неконтролируемого. Увеличиваются скорости, меняются нормы, правила поведения и ценности в обществе, растет объем информации. У человека -- особенно в городской среде -- практически нет времени уединиться: включен мобильный телефон, работает телевизор, толпы людей на улице, большое число контактов во время рабочего дня. На моей памяти уже раза два в стране поменялись политические формации. Это невероятный темп. В традиционном обществе ценности и нормы транслировались от родителей к детям практически без изменений. Например, исследования показывают, что психологические проблемы подросткового возраста возникли только в XIX веке. Теперь же каждое следующее поколение живет в новом мире, в котором надо суметь творчески адаптироваться. Представления о том, как надо относиться к деньгам, ко времени, что такое конкуренция, -- на эти вопросы наше поколение, поколение предыдущее и поколение последующее находят совершенно разные ответы. Психика человека просто не успевает адаптироваться к такому «бешеному» темпу жизни, и, как следствие, растет тревога. И ко всему этому, особенно в больших городах, дело усугубляется тем, что человек чувствует постоянное вторжение в свое личное пространство. Характерный пример -- навязчивая, агрессивная реклама со щитов на улицах или во время просмотра телепередач. Тревога -- это сигнал того, что условия изменились и по-старому действовать нельзя.
Другой причиной повышенной тревожности является само общество, всегда поощрявшее определенного рода тревогу своего члена, чтобы он больше соответствовал социальным нормам. Например, если ты не будешь зарабатывать столько, сколько зарабатывают другие, иметь профессию, которая сейчас признана, перспективна, строить семью по общепринятым правилам, тогда ты останешься один, будешь неуспешным. И это давление со стороны социальных установок и экономических законов, возможно, не менее жесткое, чем давление на личность в тоталитарном обществе. О том, как общество воздействует на человека с помощью тревоги, говорил в середине XX столетия американский психолог Фредерик Перлз. Демократические ценности тоже жестко детерминируют поведение человека, несмотря на декларируемую свободу. Просто формы наказания за несоответствие социальным ожиданиям разные. В тоталитарном обществе это лагеря. В обществе, исповедующем демократические ценности, это неуспешность, невозможность реализовать свои стремления, социальная изоляция, нищенское существование.
И третья причина роста тревожности -- духовная. Это плата за гордость. Если человек «делает все сам» и заботится только о собственном продвижении, о собственной выгоде, у него утрачивается контакт с окружающими людьми. На место сотрудничества становится конкуренция. Человек, думающий только о себе, становится небезопасным для общества и сам чувствует себя в опасности. Образно говоря, человек строит себе дом, который принципиально отличается по высоте и значимости от соседних домов, строит стену, чтобы огородить это богатство, и, находясь за этой стеной, оказывается «по другую сторону баррикад» со своими соседями. Человек -- существо социальное, и чем больше он самоутверждается, тем меньше получает поддержки от других, тем более тревожно ему от этого становится.
То же самое -- в отношениях с Богом. Чем меньше в своей жизни человек опирается на Бога, доверяет Ему, тем меньше у него надежда на Божию помощь и содействие. Тем больше страх услышать от Бога, говоря языком Священного Писания, «не знаю вас, откуда вы. Отойдите от меня…» или «трудно идти тебе против рожна».
-- Если обществу выгодна повышенная тревожность, потому что оно диктует человеку некие стереотипы поведения, может быть, поэтому так распространен сейчас страх быть самим собой, когда человек боится выйти за рамки «приличного имиджа»?
-- «Приличный имидж» -- это попытка угодить обществу, идеально соответствовать общепринятым нормам, стандартам, чтобы быть приятней окружающим. Это своеобразная разновидность страсти человекоугодия, где человек подстраивается не под другого человека, а под социальную группу или общество в целом. По своей сути имидж является своеобразной маской, которую человек выдает за себя настоящего. И как плата за такую нечестность -- страх разоблачения, страх того, что люди «сорвут маску» и увидят человека, как он есть. Но самое главное в том, что, проводя такую жизнь, растрачивая энергию на соответствие ожиданиям общества, человек забывает свои основные стремления и желания. Ему становится очень трудно ответить на вопрос «зачем я живу?», а платой за «приличный имидж» становится утрата смысла жизни. У каждого есть предельные ценности, независимо от того -- верующий он или нет. И жизнь может состояться только тогда, когда ты эти ценности проносишь через нее. Если ты постоянно приносишь свои ценности в жертву каким-то внешним обстоятельствам, жизнь воспринимается как несостоявшаяся. И душа реагирует депрессией или какими-то другими симптомами.
-- Какие навязчивые страхи сейчас особенно распространены?
-- Раньше выделяли разные формы навязчивых страхов: боязнь замкнутых пространств, боязнь открытых пространств, боязнь толпы… А потом выяснилось, что за этим всем стоит один и тот же механизм -- страх не получить помощь в определенной ситуации. Если ты находишься один и в замкнутом пространстве, ты не можешь получить помощь от других людей, и от этого тебе страшно. Если ты находишься посреди большой толпы, к сожалению, вероятность того, что ты получишь помощь, тоже мала. По этому поводу были серьезные исследования в США после нашумевшего случая, когда маньяк убивал на глазах жителей нескольких домов свою жертву в течение длительного времени, и никто не вызвал полицию просто потому, что каждый думал, что это сделают соседи.
В связи с этим такие разные формы навязчивостей объединили под одним названием -- «агорафобия» («агора» -- по-гречески «рынок», то есть толпа людей, «фобия» -- «страх»). Это те страхи, с которыми достаточно часто приходится встречаться сейчас психотерапевту в его практической работе.
-- Как же человек должен реагировать на свою тревогу, смутный, часто немотивированный страх за будущее?
-- Тревогу нельзя игнорировать. Обнаружено, что, если какие-то важные для человека моменты, события, ситуации вытесняются, то есть не оказываются в фокусе внимания, тревога лишь растет.
Правильная, творческая реакция на свою тревогу -- отнестись к ней как к сигналу, что нужно действовать, что-то менять. Надо задуматься о жизни, заглянуть в себя, быть готовым увидеть то, что может не понравиться, потребует перемен, и иметь готовность это изменить, для чего подчас требуются серьезные душевные усилия.
Другая реакция -- тревогу можно сбить. Например, выпить, развлечься, что-то купить, вообще «расслабиться». Любая интенсивная стимуляция извне, например, ТВ -- это тоже один из способов сбить тревогу. Гораздо проще сбежать от реальной ситуации, чем задуматься о себе. На снижении тревоги без творческого ее использования построена индустрия удовольствия и развлечений, которые, действуя, как анестезия, временно снимают беспокойство, но на самом деле только прячут его. Конечно, когда тревожность «зашкаливает», как временная мера нужна и анестезия, но как радикальное средство -- она мешает развитию.
Если человек долго игнорирует свою тревогу, связь между симптомом (тревогой) и реальной причиной, которая его вызывает, разрывается. Например, кто-то согрешил и, помня об этом, тревожится. После покаяния и исправления жизни тревога уйдет. Но если долго не обращать внимания на это, отвлекаться от воспоминания о грехе, человек уже будет просто временами чувствовать тревогу, а чтобы вспомнить, что тревога связана именно с этим грехом, потребуется очень серьезная работа. Вот это и называется в психотерапии «невротическое развитие тревоги». И чем далее развивается тревога, чем более безответственно человек относится к своей тревоге, тем менее очевидной становится эта связь.
Так что у тревог и страхов есть позитивная сторона, которая заключается в том, что человек неосознанно мобилизует свои душевные ресурсы, чтобы в сложной жизненной ситуации защитить себя, избежать опасности. Страх и тревога -- это формы мобилизации души. И человек решает, как он этим воспользуется.
-- Есть ли связь между ростом немотивированных страхов и отсутствием страха Божия?
-- Страх Божий, который, по мысли святителя Филарета означает благоговейное отношение к Богу, служит для построения глубоких и искренних отношений с Богом. Надеясь на любящего, премудрого и всемогущего Бога, человек меньше тревожится за свою жизнь и свою безопасность. Поэтому страх Божий избавляет человека от повышенной тревожности и немотивированных страхов. Другое дело, что человек может пытаться получить другим способом (например, с помощью денег) то, что должен получать в отношениях с Богом. Ты можешь строить будущее, надеясь на Божий промысел, все больше и больше понимая свое место в Божественном замысле и Бога -- в твоей жизни. Или ты можешь накапливать деньги: это дает некоторую устойчивость. И вместо всемогущего Бога у тебя получается некоторая всемогущая безликая сила -- эти самые деньги, которые защищают тебя от невзгод и бедствий. Это может быть и вера в какого-то человека: «Вот учитель жизни. Если я буду слушать то, что он говорит, и то, что он пишет в книжках, тогда я буду защищен, у меня тревоги по поводу моего будущего не будет, потому что я знаю, как он живет». Это может быть вера в какую-то теорию, например марксизм-ленинизм. Тогда не для отдельного человека, но на уровне класса, на уровне социальной группы она дает какие-то гарантии безопасности.
В любом случае что-то тогда встает на место Бога. По-другому не получается, потому что, если там просто дырка, это очень сильный уровень тревоги.
В случае страха Божия -- это некоторая обратная сторона любви. Это как в отношениях с любимым человеком. Когда есть кто-то, кто для тебя важен, и страх связан с тем, что ты не хочешь нарушать этих отношений, не хочешь этого человека огорчать. Тогда страх очень конкретен, понятен, «конструктивен»: понятно, что нужно сделать, чтобы эти отношения восстановить, и что нужно не делать, чтобы эти отношения не разрушать.
-- Почему бывают смешные, непонятные страхи? Например, человек все время боится не выключить утюг, по десять раз перепроверяет? Почему они одним свойственны, а другим нет?
-- Переживания, связанные с «невыключенным утюгом», свойственны всем людям в той или иной степени. Вероятно, потому, что с точки зрения христианской антропологии человеческое естество со времени грехопадения прародителей в раю повреждено, и абсолютно здоровых людей, как душевно, так и физически, просто нет. Такие «фоновые» страхи -- это, похоже, нормальные переживания в состояния человека по грехопадении, поскольку нельзя сказать, что человек в норме пребывает в полном комфорте. Ситуация становится клинической, когда эти страхи начинают нарушать социальную адаптацию человека. Например, когда он по 15 раз входит, выходит, возвращается в квартиру и т. п., чтобы это проверить. Тогда это повод обратиться за помощью. И точно так же как повышенная температура ничего не говорит о содержании заболевания, а является одним из симптомов, навязчивый страх свидетельствует о душевном неблагополучии человека -- более серьезном, чем просто проблема с утюгом. Поэтому человеку, который обращается к психологу с навязчивыми страхами, возможно, придется работать не с ними, а выявлять, какие реальные проблемы запустили этот механизм навязчивого страха.
-- А почему люди с таким интересом относятся к криминальной хронике?
-- Тревога -- состояние дискомфортное, в частности, своей неопределенностью, и, как отмечают психологи, человек всегда старается привязать свою тревогу к каким-то событиям. Криминальная хроника и новости дают такую возможность, обильно предлагая внешние, часто слабо относящиеся к жизни конкретного человека события. Можно начать тревожиться, предположим, о росте преступности в каком-нибудь северном регионе или действиях отдельного министра. И это будет некоторая внутренняя неправда, потому что тревога говорит человеку прежде всего о том, что он сам -- а не президент Путин и не Государственная дума -- должен делать, менять в своей жизни. Проще тревожиться о том, что происходит в Государственной думе, или на футбольном поле, или на страницах криминальной хроники, чем о том, что ты сам неправильно делаешь в жизни.
Характерным здесь может быть пример с эсхатологическими страхами, с болезненным ожиданием кончины мира. Это тоже способ к чему-то привязать свои страхи, сделать их опредмеченными и снять с себя ответственность за то, что будет происходить. Судя по количеству эсхатологической литературы, которая быстро раскупается, многим близка эта идея. Гораздо проще, чем возрастать в молитве, дискутировать о том, является ли паспорт нового образца печатью антихриста, и думать, принять его или не принять.
Могу высказать свое субъективное мнение -- оно наверняка не о всех людях, которые об этом задумываются, -- но кому-то кажется проще прожить семь лет под властью антихриста, чтобы потом пришло Царствие Божье, чем в течение двадцати-тридцати оставшихся лет по-христиански строить свою жизнь.
Адское чудовище. Русский лубок, середина XIX в. Неизвестный художник
-- Популярность фильмов ужасов имеет те же корни?
-- Я думаю, что фильмы ужасов и криминальные передачи -- это очень разные вещи. Когда человек смотрит фильм ужасов, он хотя бы понимает, что это фильм, что это неправда. Есть мнение, хотя в психологии это вопрос дискуссионный, что фильмы ужасов -- это способ более-менее экологично переживать сильные страхи, что-то вроде способа временной эмоциональной разрядки. А если ты читаешь криминальную хронику или новости, у тебя, может быть, неосознанно создается впечатление, что все твои проблемы зависят от того, как организована работа милиции или как ведет себя Государственная дума, или от отношений России с Украиной. И ты начинаешь переживать об этом, забывая о своих настоящих проблемах. В этом смысле повышенное внимание к криминальной или политической хронике может быть гораздо вреднее фильмов ужасов.
-- Желание четко спланировать будущее связано со страхом?
-- План -- это в любом случае способ справиться с тревогой. И это не хорошо и не плохо. С помощью плана можно минимизировать риски, подготовиться к каким-то событиям. Но вот что странно: дела, связанные с самыми важными ценностями, часто в планах людей отсутствуют. Однако любая ценность требует поступков, каких-то изменений, чтобы жить в соответствии с этой ценностью. Одного осознания недостаточно.
Например, ко мне на прием приходит человек верующий и говорит о какой-то своей проблеме и о том, что он хочет сделать, но у него не получается. Иногда я его спрашиваю -- насколько он об этом молится? И удивительное дело: человек, допустим, тревожится о том, что его уволят с работы, но при этом молится о «благорастворении воздухов» и «мире всего мира», но не молится о том, чтобы его с работы не выгнали.
Совершенно необязательно, что это лукавство. Скорее у человека возникает иллюзия, что это незначительный вопрос, что это не тема духовной жизни. Но внутренний конфликт часто и заключается именно в том, что предельные ценности и смысл жизни слабо связаны с повседневным планированием жизни. Здесь интересно вспомнить церковную книгу, которая называется Типикон. В которой запечатлен, по сути дела, опыт годового планирования монашеской жизни вплоть до чтений, образа жизни, ритма поста, молитв, т. е. монахи не считали и не считают чем-то зазорным тщательно планировать свою жизнь.
-- Есть люди, которые говорят, что они ничего не боятся. Такое может быть?
-- Такой человек, скорее всего, вытесняет свои страхи и не умеет выносить пользу из их переживания. И в этом смысле он себя обделяет. Мне кажется, пока человек живет, он тревожится достаточно часто. Помните книгу Карнеги «Как перестать беспокоиться и начать жить?». Для меня вопрос стоит несколько иначе: как одновременно беспокоиться и жить? Важно, чтобы беспокойство приводило к реальным изменениям в жизни.
Версия для печати
