О чем молчат говорящие головы?

Новости -- объективная реальность. Страшные -- тоже. Но «плохие» новости часто интереснее. От чего это зависит: от самого события или его преподнесения? Можно ли сделать новости, когда «все хорошо»? Ответствен ли журналист, говорящий о взрывах, пожарах, катастрофах, за резонанс, произведенный его сообщением? Мы решили узнать, что думают об этом те, кто реально «делает новости», которые мы потом узнаем из СМИ, и как происходит отбор «плохих» и «хороших» новостей.

Андрей БАТУРИН, Первый канал, ведущий программы «Время»:
-- Новости бывают либо свежие, либо несвежие. Новости -- то, что происходит независимо ни от чего. Я не чувствую ответственности за душевное состояние населения по одной простой причине -- свою работу рассматриваю исключительно с профессиональной точки зрения. Главное -- донести до людей то, что произошло, а уж потом рассматривать моральные вопросы. Но все-таки мы в программе «Время» стараемся давать не только негативную информацию. Пытаемся, как мы это называем, «фиксировать радости».
Для нас важно показать то, что касается людей непосредственно. Либо это катастрофы, которые привели к человеческим жертвам, либо это связано с политикой, которая влияет на нашу жизнь, как бы мы от нее ни бегали.
Кроме того, как правило, в редакционном портфеле есть набор так называемых бантиков -- это новости, которые можно поставить, а можно не поставить. Там картинка должна быть симпатичная. Есть, например, международный видеообмен, по нему почти каждый день мы получаем забавные мировые новости: грубо говоря, белый крокодил родил черного крокодила -- в таком плане.
Что именно интересно зрителям, отслеживает хитрая система -- называется «пиплметры». Расположенные по Москве и в регионах датчики фиксируют -- причем поминутно -- количество включенных телевизоров. Потом мы получаем детальную разработку: скажем, программа «Время» -- вычерчена кривая, по ней видно, какая тема вызвала интерес, а какая нет. В каждый момент можно отследить, сколько людей какой канал смотрят. Эти рейтинги показывают, что зрительский интерес всегда возрастает именно на каких-то несчастьях, к сожалению.
О хорошем сделать привлекательный сюжет куда сложнее, чем о плохом. Для того чтобы описать катастрофу, не нужно особого таланта. Жалко, что журналисты не дают клятву по типу клятвы Гиппократа, где главная заповедь -- «не навреди». Мне кажется, надо исходить именно из этого, когда работаешь на таких сложных вещах, как, скажем, захват заложников.
Заниматься журналистикой в России гораздо интереснее, чем за рубежом. Там практически нет новостей. Даже на «Евроньюс» «не вышел автобус на линию» может пойти первой новостью. А у нас все гораздо интенсивнее, происходит масса вещей хороших и плохих -- горячих новостей гораздо больше.

Иван ДЕМИДОВ, главный редактор православного телеканала «Спас»:
-- Над хорошей новостью -- например, об открытии школы -- надо потрудиться. Только талантливый журналист расскажет о школе так, что можно будет поставить этот сюжет в начало. Найдет какого-нибудь конопатого первоклассника и так далее. А над пожаром думать не надо. Приехал, камеру включил, глаза выпучил в кадр и грозным голосом говоришь, что все погибли.
Беды, насилие притягательны для человека, хотим мы этого или нет. Частично это объясняется неким защитным механизмом: мол, хорошо, что не со мной это случилось -- не у меня, а у соседа корова ногу сломала. Какие-то центры в наших головах требуют этот дурной адреналин. Работает система «лестницы вниз»: на грех легче покупать нас, смертных. Только нужно добавить вот какую важную деталь: мы сами выбираем себе новости. Если говорить о зрителе, то его труд -- пытаться противостоять этой системе, понимая, что играют не на лучших сторонах его души. Хотя прежде всего ответственность лежит на тех, кто успешно продает эти продукты.
У меня был собственный грех. Когда-то я делал программу «Катастрофы недели». Но у нас было несколько своих установок: во-первых, по тем временам еще модна была тема, что у нас в России все плохо, а в мире все хорошо. Если автобус упал со скалы у нас, то это потому, что коммунисты семьдесят лет правили и так далее. А если автобус упал у них на Западе -- это случайность. Но по материалам «Катастроф недели» очень быстро стало ясно, что беды у всех одинаковые. И во-вторых, мы попытались передачу перевести в следующую плоскость: стали рассказывать о спасателях, начали работать с МЧС, то есть не только пугали количеством убитых и раненых, но и проводили профилактическую работу.
Наверное, знание о том, что жизнь жестче, чем мы ее себе представляем, необходимо для души. Ведь и Церковь постоянно напоминает о муках -- Спасителя и святых. Но логика наших СМИ другая: «без трупа нет рейтинга» -- такую задачу ставят производители, чтобы откровенно смаковать кровавые истории.
К сожалению, хорошая новость -- это часто не событие. Если мы поставим с вами на московскую магистраль камеру и там произойдет авария -- мы это зафиксируем, а то, что один другому дорогу уступил -- этого мы не заметим. В кадре ничего не произойдет.
Но все же можно делать и хорошие новости, и православные новости. Для этого просто нужно смотреть заинтересованным журналистским взглядом. У меня в передаче мало воцерковленных журналистов. Просто нормальные журналисты работают, люди светские. Более того, я стараюсь человека воцерковленного отправлять на съемки светских сюжетов, мне интересен его взгляд, а человека абсолютно мирского, но нормально настроенного посылаю в монастыри и храмы.

Юрий КУЗНЕЦОВ, руководитель службы новостей «Газеты.Ru»:
-- Средства массовой информации несут новости в качестве развлечения. Кем-то давно подмечен феномен, что людям почему-то интересны новости. Смысла для них в этом, наверное, в 95 процентах случаев никакого нет. Люди потребляют новости как своего рода развлечение, вроде кино, но где все настоящее.
Профессионалам важно, чтобы новость публиковалась очень быстро, чтобы она соответствовала действительности -- с той погрешностью, которую мы можем в данный момент позволить. Нужно отдельно говорить о том, что новости -- это не совсем правда. Когда самолет воткнулся в здание, мы еще точно не знаем, какой это самолет. Не исключено, что через секунду будут поправки: не в здание, а во что-то другое, не самолет, а вертолет -- но это другой вопрос. Что касается позитивности или негативности новостей -- мы никогда об этом не думаем специально. Иногда, действительно, обращаешь внимание на то, что в лентах новостей -- сплошные убийства, неприятности, но это воспринимается не более как малоприятный факт нашей жизни. Если редактор вдруг заявит: давайте сейчас добавим какого-то позитива, найдем какую-нибудь позитивную новость -- это будет непрофессиональное решение. Это будет извращенная картина мира.
Для меня плохая новость -- та, которая пять минут назад уже была опубликована конкурирующими изданиями. Хорошие новости -- это те, что сделаны быстрее всех и наиболее точно отражают действительность. Потому что, если у нас тут война, а мы пишем про глобальное потепление и выборы -- это неадекватная картина мира.
Вообще, новостей больше там, где нестабильность, а нестабильность, как правило, -- это неприятности. Помните, сколько новостей было в России в начале 90-х годов -- при этом жить было достаточно тяжело? А где все нормально -- о чем там говорить? Когда вы провели хорошо отпуск, то вам рассказать-то особенно нечего, кроме как близким друзьям, которым просто интересны вы сами. А если во время отпуска у вас на глазах разбился полицейский вертолет, то вы можете про это рассказать кому угодно, всем интересно. Захватывают внимание не какие-то длительные и ожидавшиеся процессы -- типа «приняли плохой бюджет», а те случаи, когда ничего не предвещало -- и вот тут на тебе!
Если человеку плохо от того, что происходит в мире, то надо либо мир менять, либо не смотреть новости. Некоторые люди, например, начинают интересоваться исключительно спортивными событиями: там все как настоящее, только не убивают никого -- а мир трагичен. Иногда волосы шевелятся от того, что происходит.

Владислав ПЕТРУШКО, кандидат богословия, ответственный редактор сайта «Седмица.ру»:
-- В чем секрет ностальгии старшего поколения по советскому времени? Тогда нам дозировали и идеализировали информацию. Это было, с одной стороны, плохо -- трудно было что-то узнать о каких-то событиях, а с другой -- создавало более спокойный психологический климат, люди чувствовали себя увереннее. Поэтому, наверное, можно говорить о необходимости поставить барьер негативу на центральных каналах, рассчитанных на массового потребителя информации: поменьше криминальных новостей, совсем убрать с экрана «кровавые» кадры, неосторожные комментарии. Но на новостных интернет-сайтах, я думаю, не следовало бы вводить подобную цензуру. Здесь меньше негативного психологического эффекта, так как сайты работают с более узкой и вполне подготовленной аудиторией: как правило, эти люди знают, с каким информационным ресурсом имеют дело, что хотят найти на сайте.
Что касается церковных новостных ресурсов -- тут могут быть разные подходы. Скажем, считает «Православие.Ру» необходимым подавать только новости Русской Православной Церкви и Поместных Православных Церквей -- это их позиция, их право. У нас сайт -- проект «Православной энциклопедии», и наш читатель интересуется как жизнью Православных Церквей, так и тем, что связано с другими религиями. А также церковно-государственными отношениями, общественной жизнью, культурой. Мы рассчитываем, что наш читатель достаточно грамотен, чтобы самостоятельно сделать выводы из информации, которую мы даем.
Православная журналистика у нас все-таки развита слабо. В результате в церковных СМИ часто можно найти только официоз, а в светских, наоборот, преимущественно всякие «жареные» материалы и разного рода негатив о церковной жизни. Даже добросовестные профессиональные светские журналисты очень часто не в состоянии грамотно писать на церковные темы, потому что не понимают многих вещей, совершенно не знают церковной жизни. Серьезные информагентства зачастую допускают невероятные ляпы. Своих журналистов у Церкви, к сожалению, до сих пор крайне мало – и наверное, пришло время об этом подумать более серьезно.
Есть несколько епархий, где хорошо поставлена работа информационных служб -- Екатеринбургская, Владивостокская, Курская и ряд иных, но есть епархии, которые похожи на «черные дыры» -- оттуда вообще никакая информация не приходит, хотя трудно поверить, что там нет церковной жизни, нет интересных событий.

Иван СЕМЕНОВ, продюсер информационной службы Первого канала:
-- Сейчас объективно много всяких катастроф и бедствий. Медицинский факт. На телевидении даже возникло понятие -- «закошмарить выпуск». Но нельзя, чтобы у тебя получилось четыре кошмарных новости в программе, какими бы важными эти сюжеты ни были. По крайней мере, половина сообщений должны быть нейтральными -- наука, спорт, культура, религия. А также -- удои и национальные праздники.
В основе новостного вещания лежит «эффект зеваки». Когда верстается выпуск, первым идет то, что важно для всех: куда съездил президент и с кем, о чем договорился. Где какая премьера, куда сходить. А между этим -- то, что интересно зеваке, который, например, идет по улице и, если просто едет машина, не обращает на нее внимания. Но если у нее отвалился глушитель и чиркает по асфальту так, что летят искры, то остановится и начнет смотреть. То есть новости для людей -- не то, что действительно важно или интересно, а то, что дает возможность отвлечься от повседневности и просто на что-то попялиться.
А ведь наше телевидение на сто процентов завязано на рекламную составляющую. Мы реально теряем бешеные деньги на снижении рейтинга наших программ. Поэтому, как ни ужасно это признавать, мы имеем то новостное телевидение, которое наш народ хочет смотреть. Если бы зритель был заинтересован в том, чтобы получать позитивные сбалансированные новости -- он бы их получал. Потому что мы бы видели изменение рейтинговой ситуации.
Хорошей новостью с точки зрения христианина должно быть событие, в результате которого уменьшилось количество страданий в мире или, по крайней мере, не увеличилось. В этом смысле то, что в детскую клиническую больницу ходят люди из группы «Милосердие» и помогают больным детям -- самая лучшая новость, которая может быть в природе. Но беда в том, что зритель такую новость не воспринимает как хорошую. Во-первых, потому, что это не совсем новость, а во-вторых, зрителям становится стыдно собственной жизни. Им это не очень хочется смотреть.
Как известно, существует огромный разрыв в восприятии Церкви людьми церковными и нецерковными. При этом нецерковные люди, которые все полностью являются СМИ-зависимыми, прежде всего телезависимыми, не получают даже минимума нормальной информации, какого-то ощущения жизни Церкви. Для церковного человека жизнь Церкви -- прежде всего в ее мистической молитвенной стороне, но это телевизионными средствами практически невозможно передать. Хотя я в середине девяностых годов один раз сделал на шестом канале сюжет про первый день Великого поста, хороший оператор попался. На летучке меня хвалили: «Вот Семенов, праздника никакого нет, а он сделал что-то такое, Великий пост какой-то начался».
Еще есть приходская жизнь: в одном храме -- иконописная мастерская, в другом -- кормят бомжей, в третьем -- устраивают для детей летние православные лагеря. Но все это всегда очень трудно бывает снимать и очень трудно пропихнуть в эфир. Отчасти и потому, что православные люди до сих пор сильно шугаются телекамеры. Даже если удается договориться с каким-то настоятелем, с людьми, очень добрыми и хорошими, которые всем этим занимаются, с открытыми, молитвенными лицами, -- как только ставится перед ними штатив наш дурацкий с дыркой, так тут же милые люди превращаются в тех, кого называют словом «фанатик». Сразу -- платок на лоб, щеки замотать и искоса глазами так смотреть, посверкивая.
Вот и имеем в результате такое телевидение, что хочется посоветовать: если хотите остаться нормальными и сохранить нормальными своих детей, никогда не смотрите эфирный телевизор. У меня дома даже антенна выключена. Телевизор используется для того, чтобы детям иногда показать какой-нибудь старый советский мультик -- например, про Снежную королеву. Использование эфирного телевидения у меня в доме запрещено, потому что я слишком хорошо знаю, что это такое, как это делается и что от этого бывает.
Комментарий аналитикаГригорий ПРУТЦКОВ, доцент факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова:
-- До 1905 года в России практически не было желтой прессы. И новости публиковались достаточно официальные, строгие. Хотя существовали и развлекательные журналы -- например, «Нива», который напоминал советский «Огонек».
Влияние бульварных газет на умы людей началось в годы Первой мировой войны. Тогда все воюющие страны ввели цензуру. Все, кроме России. Это привело к критике царя, императрицы, к обвинению венценосцев в сотрудничестве или, по крайней мере, ведении сепаратных переговоров с немцами, к истории с Распутиным. А в результате -- к Февральской революции.
Установку на подачу негатива в СМИ в начале 1990-х годов можно было объяснить противопоставлением сухим и лживым советским новостям. В программе «Время» и в газете «Правда» 70-х годов плохие новости касались только мирового империализма -- это на них обрушивались ураганы, бедствия, у нас все было замечательно. А в конце 80-х годов, когда провозглашенная Горбачевым гласность уже все сметала на своем пути, перекос пошел в другую сторону: все у нас плохо -- история, современность, будущее ничего не стоят... Эта эпоха отрицания, к счастью, ушла в прошлое, но такая новостная традиция осталась. В обычном выпуске новостей, как правило, одна информация -- официоз (обычно связанный с президентом), пять-шесть -- негатив (из воинской части в Бурятии убежал солдат, в Пермской области прорвало трубу, в Краснодарском крае случился оползень и т.д.). И только одна-две -- нейтральные новости (скажем, в Новосибирском зоопарке родился слоненок).
Все телеканалы гонятся за сенсациями, чтобы конкурировать друг с другом. Сенсация -- это неконтролируемое властями событие, чаще всего негативное. Интерес к подобного рода событиям характерен для массовой прессы. В обществе авторитарном массовая пресса как таковая не существует. Нашей массовой прессе лет пятнадцать от силы. Поэтому люди с удовольствием хватают и потребляют ее. Качественная пресса по определению должна быть серьезной и сенсаций не касаться (если это не подлинная сенсация в масштабах страны).
Даже негативные новости не следует преподносить как апокалиптические. Конкретный пример: у нас в храме святой мученицы Татианы при МГУ несколько лет назад украли небольшую икону мученицы Татианы. Икона не представляла материальной ценности, только духовную: с нее начиналась наша община, и это была первая храмовая икона. Журналистам-телевизионщикам нужна была хлесткая новость. Они обратились к милицейской сводке и выщипнули из нее информацию о краже иконы. Вечером в новостях ведущая заявила, захлебываясь от эмоций: пропала одна из главных московских святынь.
Когда я приводил студентам на занятии этот пример, мне возразили: может быть, тележурналисты хотели привлечь таким образом внимание к православию. Я вспомнил в ответ, как давал интервью этому же телеканалу про Татьянин день, и когда стал говорить о богослужении в университетском храме, на меня замахали руками: «Вы что! Это не пойдет в эфир! А что же подумают буддисты?»
Журналист, на мой взгляд, должен следить за душевным здоровьем граждан. Стараться, чтобы от его новостей человеку становилось лучше. Это не православный подход, когда говорится, что в мире все плохо! Правда, еще апостол сказал: «…мир лежит во зле» (1 Ин 5, 19). Но тем не менее из апостольских же уст вышло: «Всегда радуйтесь» (1 Фес 5, 16). Поэтому нужно уметь находить почву для радости.

Подготовила Екатерина СТЕПАНОВА

Версия для печати