За окном гудят машины в пробке, телефон разрывается, дети ноют над уроками… И завтра будет то же самое, и послезавтра… Как уйти от бессмыслицы, рутины и скуки? Кто-то сдает московскую квартиру и уезжает на Бали, кто-то с головой окунается в кино, выставки и театры, кто-то уходит в волонтерское движение, а кто-то — в монастырь. Когда мы бежим к истинной реальности, а когда от нее? Как понять, не заблудился ли ты в своем бегстве?
Содержательное и бессодержательное
Недавно на Тайване молодой человек по прозвищу Зеленый Гигант безотлучно просидел у компьютера в интернет-кафе девять месяцев. Еду ему приносили к компьютеру, а не мылся он все это время. А вот мы читаем в житии преподобного Симеона Столпника, что он 37 лет простоял на столпе в дождь, зной и стужу, питаясь размоченной пшеницей и водой, которую приносили ему добрые люди. На взгляд человека, безразличного к религии, оба примера — чистый эскапизм (от англ. escape — убежать, спастись), бегство от реальности в какой-то другой мир. Но на самом деле это абсолютно разные вещи.
Протоиерей Владислав Свешников, доктор богословия, настоятель храма Трех Святителей на Кулишках, говорит: «Не все монахи идут в монастырь по чисто духовной мотивации. Чтобы действительно войти в духовную реальность — очень многое надо. Но от настоящего монаха геймер, конечно, резко отличается: один занят самым серьезным содержанием жизни, другой предается совершенно бессодержательному занятию. Даже и в том случае, когда человек занимается чем-то хорошим, например идет волонтерствовать, но забывает о своей семье, это полное безобразие, потому что он бросает дело, непосредственно данное ему Богом. Как понять, что дело дано тебе Богом? Очень просто: что у тебя есть, то тебе и дано, и бросать его нельзя. Тем более если речь идет о браке».
Бегство или подвиг?
А если реальность отвратительна, а жизнь выносима, только если уходить в другой мир — музыки, литературы? Отец Иоанн Конюхов создал на Колыме лагерный театр, где играли классику; на Соловках в театре работал Борис Глубоковский, сын богослова и историка Церкви Николая Глубоковского. Переводчица Татьяна Гнедич, арестованная в разгар сталинских репрессий, в тюрьме переводила мысленно на русский язык поэму «Дон Жуана» Байрона, которую помнила наизусть. И перевод тоже заучивала наизусть. Это — эскапизм или подвиг?
Протоиерей Алексей Уминский, настоятель храма Святой Троицы в Хохлах, ведущий телепрограммы «Православная энциклопедия»: «Это не уход от реальности, а поиск защиты от реальности искаженной. Обращение к литературе, к вечным ценностям — это обращение к настоящей реальности, по крайней мере, ее части; главная реальность — Царствие Небесное. Вспомним новомучеников и диссидентов, которые попадали в перевернутый, страшный мир тюрем и лагерей, с его драками, матом, агрессией. Ведь это очень важно — не слиться с этим миром, не участвовать в его беззакониях и не жить по законам искаженной реальности: сохранить свою душу, не клеветать, не поднимать руку вместе со всей толпой».
Пример такого спасительного эскапизма — фильм Роберто Бениньи «Жизнь прекрасна»: отец в концлагере рассказывает маленькому сыну, что все происходящее — трудная игра, за которую будет приз — прокатиться на танке. Уход от чудовищной действительности оказывается спасительным для детской психики, не способной вместить абсолютное зло.
Туда, где расцветает миндаль
Серое небо и слякоть, конфликты, круговерть давящих «надо» — хочется спрятаться от этого всего в другой мир, яркий, цветной и интересный. И если не можешь уехать куда-нибудь к морю — то есть кино, а на крайний случай — спать и видеть сны… Мальчик Бананан в соловьевской «Ассе» так и говорил: я живу в мире своих снов. Где грань, за которую нельзя переходить? Душеполезно ли — убегать от своей жизни в чужую?
Андрей Фомин, старший преподаватель Высшей школы психологии, практикующий психолог: «У человека как минимум две реальности: одна — внешняя, чувственно воспринимаемая, в ней мы находимся телесно, а другая — внутренняя, в ней мы находимся в процессе мышления. Внешняя жизнь дает пищу для внутренней, за счет внутренней жизни мы меняем внешнюю. И если мы задумываемся, молимся, мечтаем, вспоминаем о чем-то, мы переходим во внутреннее состояние, которое само по себе нисколько не патологично. Мы можем погрузиться в свой или чужой опыт, в книгу, в фильм, в отношения — мы ежедневно это и делаем, и по большей части это ни к чему плохому не приводит. Главное условие безопасности — это способность произвольно, по собственному желанию выбирать предмет погружения, контролировать процесс и способность в любой момент выйти из него».
Другая реальность
Когда человек хочет найти если не альтернативу окружающему фальшивому миру, то хоть компенсацию своей скучной жизни — самым простым способом оказывается пьянство или наркотики. По некоторым оценкам, сейчас в России около 7 миллионов алкоголиков и 6 миллионов наркоманов. Иные погружаются в виртуальную реальность. В 2011 году общие расходы россиян на компьютерные игры составят полтора миллиарда долларов, утверждает статистика. Можно найти «свою» субкультуру — от байкеров до толкиенистов, можно увлечься экстримом, да и просто занятия спортом или любимая профессия обеспечивают насыщенную жизнь. Но вдруг оказывается, что альтернативный мир — тоже подмена и неправда. Отец Алексей Уминский: «Не только виртуальное пространство и азартные игры, но и мир богемы, тусовки, мир гламура — он тоже строит иную реальность. Так было, например, в Серебряном веке — этот особый мир был воспет литературой и очень печально закончилс, о чем можно прочитать, например, у Ходасевича в книге “Некрополь”». Андрей Фомин: «Такой уход может быть совершенно нормальным — он просто позволяет человеку восполнить недостающий в его повседневной жизни опыт. А может быть и патологическим: тут человек оказывается заложником своего увлечения. Из средства оно становится главным смыслом его жизни. Когда у человека все силы души направлены на какое-то дело — пока он его делает, он кажется очень успешным. У него вырабатываются свои ценности, свое понимание того, что такое добро и зло в его системе координат. А когда он лишается этого дела, он не может адаптироваться к новым условиям жизни».
Так часто бывает, например, со спортсменами. Возврат в повседневность из полной эмоций, соперничества, полета жизни дается тяжело: жить больше нечем. Владимир Ященко, замечательный прыгун в высоту, в восемнадцать лет побил рекорд мира, в девятнадцать поставил два мировых рекорда — а в сорок умер в глубокой алкогольной коме. Недавно СМИ писали о китайском гимнасте по имени Чжень Шань Ву: восходящее чудо гимнастики, выиграл Универсиаду… потом травма, уход из спорта, мелкое воровство, тюрьма…
Если в жизни смещен фокус, когда ее смыслом становится даже не забвение, а золотая медаль, исполнительское мастерство, слава, даже дети — то когда положенные в основу жизни ценности рушатся, человек не может устоять. И не только коммунистические, а даже и прекрасные семейные ценности, о которых сейчас так много говорят, подводят, когда на долю человека выпадает жребий Иова Многострадального. Но не каждый может, как Иов, обнаружить более глубокий смысл и ценности высшего порядка — и, опираясь на них, справиться с крушением своего мира.
На руинах
В 1920 году молодой белый офицер Валентин Катаев заболел на фронте тифом. Пока он лежал в бреду, в Одессу пришла Красная армия. Весь привычный мир ушел на дно, а Катаев остался — еле живой, без денег и работы, офицер разбитой армии в занятом врагами городе. Как быть, когда мир рухнул?
С Катаевым — мы знаем ответ: он нашел для себя творчество. А чем жить человеку, который собрался долго и счастливо жить, решил жениться, сменил работу на лучшую — и вдруг узнал свой смертельный диагноз? Как собрать себя после этого?
Андрей Фомин: «Я знал успешного бизнесмена двадцати пяти лет, у которого оказался рак. Все ресурсы и ценности, которыми он располагал, стали ничтожны перед лицом будущей развязки. И постепенно начала происходить переоценка всех ценностей. Смылась вся пена, ушло все наносное — стали цениться настоящие чувства: в девушках оказалась самой главной способность к сочувствию, иначе стали восприниматься отношения с матерью. Главной ценностью стал внутренний мир, а не как раньше — внешний эффект. Я спросил его однажды: если бы завтра был ваш последний день — что бы вы сделали? Он сказал: я бы хотел сесть на горе, с которой виден весь город, посидеть молча и проститься с тем миром, который я очень люблю. До тех пор человек был внешне циничен — а как-то смог найти в себе добро и любовь. Когда все рушится, проще найти настоящее: шумов становится меньше. А окружающие даже мешают: они хотят вернуть человека к реальности, от которой он уже отходит.
Вскоре он умер. Но у меня осталось очень светлое чувство от его ухода — именно потому, что человек смог найти себя настоящего».
Война и мир
Настоящее ярко проявляется перед лицом смерти. Болезнь, война, катастрофы обнажают подлинную реальность — и все наносное оказывается нестерпимо фальшивым. В прошлом году такое послевоенное настроение было хорошо заметно у добровольцев, которые тушили торфяники: люди от реальной работы на грани смертельного риска вернулись в офисные кресла, отвечать на скучные мейлы и звонки. Андрей Фомин: «Мне довелось после войны съездить в Цхинвал. Южные осетины, пережившие войну, сильно отличаются от северных, в мирном Владикавказе. На юге человек определяется по делам, все условности и игры отставлены, и есть ощущение настоящего. Недаром единственной реальностью в Советском Союзе была Великая Отечественная война, и единственный сохранившийся праздник — День Победы. Когда люди уходят в самые горячие места добровольцами — это уход не от реальности, а от макросоциального вранья. Но искать настоящее только в войне, бездомных детях, тушении пожаров — тоже не выход, этим нельзя заниматься вечно. Да, это дает позитивный опыт и самоуважение, человек чувствует, что прожил день не зря… но так нельзя найти себя. Хорошо, если он поймет, что его место в пожарной команде. А если нет?
Когда человеку скучно, он считает, что это внешняя проблема. Когда в нас нет внутренней правды, мы ищем виноватого вовне, думаем, что можем найти какие-то внешние условия, которые все исправят. А начинать надо с себя».
Собственное предназначение
Внутренняя правда бывает неприятна: за каждым из нас тянется шлейф глупостей, дурных поступков и лжи. Мы слишком далеко уходим от своего предназначения и пытаемся повышать самооценку добрыми делами. «Ты мной спастись хочешь», — угрюмо говорила падшая Катюша Маслова Нехлюдову в толстовском «Воскресении» — и была не так уж неправа.
Но вот увидел ты, как ты нехорош, ужаснулся — и дальше что? Андрей Фомин: «Здесь процесс диагностики и лечения совпадает. Важно не остановиться, продолжать честно вглядываться в жизнь, осознавать свои ошибки и болезни. Болезнь ведь — негативное понятие: отсутствие здоровья. Нельзя исцелиться, расчесывая свои язвы. Надо понимать, что жизнь имеет свой позитивный смысл. В нас есть и свет, и здоровье, и добро. Царствие Божие — не за горами, не в море, а внутри нас. Это закон, записанный, по словам апостола Павла, на скрижалях сердца. У нас есть совесть, которая говорит человеку, что он нарушает закон. Когда ты отклоняешься от прямого курса — надо слушать свою внутреннюю правду, надо позволить внутреннему свету высветить темноту.
Уход от реальности — это попытка изменить своему предназначению. Вспомним евангельскую историю о блудном сыне: он взял свою долю наследства и решил самоопределиться — все сам, сам… И когда ресурс, полученный от отца, закончился, произошла катастрофа: оказалось, он вовсе не самостоятелен, и надо просто выживать. Хорошо еще, если есть куда вернуться и сказать: “Отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих”. Для этого нужно смирение, нужно помнить о том, что есть Отец, к которому можно вернуться. Верующим легче — мы всегда можем вернуться к Господу. А человеку, который верил в коммунизм или капитализм, куда деваться? Он думал, что достигнет на своем пути успеха — а теперь и вернуться некуда, особенно если позади неустроенная семья, нелюбимая школа, институт, жизнь, к которой не хочется возвращаться. Попытка уйти от собственной жизни не удалась, он заблудился.
Иногда вмешивается Господь, и происходит чудо. А когда чуда не происходит — остается апофатический путь: отсекать от своей жизни все ложное, и так найти собственное предназначение. Мы обретаем искомое, постепенно отсекая все лишнее».
При этом важно не отказываться от своего опыта — что наше, то наше. Вся жизнь, которую человек прожил, — его жизнь. И трудное детство, и тяжелый опыт. Важно анализировать ошибки, сверяться с внутренним компасом. Андрей Фомин: «Любой уход от мира — это сужение. Уход от реальности — это не уход из семьи, в тоталитарную секту или трудоголизм. Это прежде всего уход от себя, от внутренней правды. И когда жертвуешь главным ради вторичных целей, какими бы внешне успешными ни были попытки, человек продолжает тосковать по правде, по Богу, по настоящей жизни. Эта тоска все равно появится: от себя далеко не уйдешь».
Текст: Ирина ЛУКЬЯНОВА
Версия для печати
