Православные дискутируют на самые разные темы – от богослужебных реформ до участия Церкви в политике. Но попробуйте спросить их, что они знают о личности Христа, о тайне Боговоплощения? Найти того, кто задавался бы этим вопросом, будет непросто даже среди богословов. Сам Христос волнует не многих. Почему вопросы христологии оказались на периферии интересов православной догматики? Отвечает проректор Общецерковной аспирантуры и докторантуры, доктор философии, кандидат богословия, первый заместитель Председателя Учебного комитета Русской Православной Церкви архимандрит Кирилл (ГОВОРУН).
Христос за скобками веры
— В западной науке в ХХ веке проблема Христа была одной из ключевых для богословов. И протестанты, и католики задавались вопросом: «в каком смысле Христос был Богом», искали «исторического Иисуса». Почему православная богословская мысль никак не откликнулась на эти вопросы?
— Это очень хороший вопрос. Почему главная тема христианства, тема Христа, который является основателем Церкви, в последнее время в православном богословии остается как бы за скобками? На западе личность Христа в течение всего XX века оставалась в центре богословских дискуссий. Здесь можно вспомнить и Карла Барта, и Рудольфа Бультмана, и Бонхофера, которые пытались осмыслить, в том числе в современном культурном и социальном контексте, место Христа в жизни христианина. На западе сегодня выпускаются многочисленные фундаментальные исследования, которые ретроспективно демонстрируют историческое развитие учения о Христе. Такие попытки были и в православном богословии в XIX и XX веке. Они связаны, например, с именами отца Георгия Флоровского, отца Иоанна Мейндорфа и других. Но все-таки, я думаю, Православной Церкви еще предстоит сказать свое веское и важное для развития христологической доктрины слово. Ей предстоит еще сформулировать, высказать опыт Христа, актуальный для нашего времени.
Боговоплощение является главным догматом христианства. Отцы Церкви достаточно четко свидетельствовали о том, что насколько правильно мы понимаем воплощение Бога, настолько и мы сами можем рассчитывать на спасение. Так было в случае с арианской ересью, когда ответ на вопрос, чем является второе лицо Троицы, был таков: если Христос не настоящий Бог, значит и мы, соединяясь со Христом, не получаем полноты богообщения. Значит, мы не можем рассчитывать на соединение с Богом. Это и была главная интрига арианских споров. В наших учебниках догматики мы привыкли, что существует триадология, христология, антропология, сотериология, мистериология и так далее — отделы богословия, которые идут последовательно, студенты их изучают из семестра в семестр. По сути, сама эта схема разрушает общую перспективу восприятия христианского учения. Она отражает взгляд человека, который пытается абстрагироваться от предмета изучения и быть его сторонним наблюдателем. Это больше напоминает взгляд человека эпохи модерна, человека картезианского. Взгляд же христианина, напротив, ориентирован на субъект. Тот факт, что Бог стал человеком, оказывается отправной точкой для всего нашего учения, и уже в его контексте существуют все прочие догматы. Таким образом, христология оказывается самой главной доктриной, и дальше от нее как вокруг центра расходятся окружности: догмат о Троице, догмат о Церкви... Это взгляд изнутри вселенной, центром которой является Христос. Это взгляд человека, который вступает в личное общение со Христом, для которого Христос не является абстракцией. Собственно стяжание «ума христова», о котором пишет апостол Павел, и есть такой взгляд на жизнь. Это понимание в значительной степени потеряно в современном православном богословии.
Еще во II веке св. Ириней Лионский поставил два вопроса: что воплотилось во Христе, и как воплотилось? Эти вопросы определили всю последующую историю учения о Христе. Бог, который находится за пределами тварного мира, становится частью этого мира, становится с этим миром одним целым в лице Христа. Христос приходит в этот мир, чтобы увенчать собою все круги бытия. Это объединение, точка пересечения двух миров!
Очень важно, что отцы выступали за реализм боговоплощения, главным пророком которого был св. Кирилл Александрийский. Основной его посыл состоял в том, что к началу пятого века, когда жил св. Кирилл, мы уже успели концептуализировать Христа, то есть разложить его на какие-то философские абстракции: божество, человечество, выделили две природы, приступили к спорам о способе их соединения. Философские абстракции, такие как сущность, ипостась — являются продуктами нашего анализа. Для св. Кирилла Христос был единым существом, чем-то целым. Апостолы общались со Христом, а не отдельно с человеком, и отдельно с Богом. Христос — это не абстракция и даже не просто исторический Иисус, а конкретное существо, «зоон», как выражается святитель Кирилл. Сегодня мы должны вернуться к такому всеобъемлющему пониманию христологии, гениально сформулированному святителем Кириллом Александрийским.
В какой-то момент догматические споры стали самодостаточны. Трудно уловить момент, когда это произошло. Я думаю, что это был VI век, когда к решению догматических вопросов был привлечен очень мощный философский аппарат. В этот момент произошла некоторая формализация и редукция христологической доктрины. За спорами о терминах потерялось живое ощущение присутствия Христа в жизни каждого человека.
— То есть для современного православного богословия, христология является задачей...
— Да, она в большей степени является задачей, нежели решением, которое мы уже имеем. Церкви нужно осмыслить тот опыт присутствия Христа, который она всегда имела. Осмыслить и сформулировать таким образом, чтобы он стал понятен как для широкого круга, так и для самой Церкви. Православному богословию нужно вернуться к тому взгляду, который имели ранние отцы. Нам необходимо вновь актуализировать христологию для мира и для самих себя. Мы должны сформулировать для себя заново, кем и чем является Христос для современного мира, для современного человека, для Церкви в ее современном историческом контексте.
Главное – не перемудрить
— История церковного учения о Боговоплощении развивалась в течение многих веков. Почему тогда нам так сложно сформулировать для себя образ Христа? Как мы можем надеяться на то, что тот образ, который мы представляем истинен?
— Бывает, что человек декларативно принимает букву церковной доктрины, но учение о Христе не становится частью его внутреннего мира. Церковь давно решила те догматические проблемы, которые вставали перед ней в прошлом, но это не значит, что эти проблемы решены в жизни каждого верующего. Я думаю, что и сейчас в Церкви очень много людей, которые более или менее осознанно солидарны с Арием, Евтихием, Аполинарием, Несторием... Даже в стенах духовных школ. И этого не нужно пугаться. Это нормальный процесс. Как в биологии развитие эмбриона повторяет развитие всего вида, так и в жизни каждого христианина, в развитии его догматического сознания повторяется вся история догматического развития Церкви. Человек, начиная свою церковную жизнь, проходит через разные этапы арианства, несторианства, монофизитства, и так далее. Он может читать символ веры, знать, что несторианство — ересь, но не соотносить это с самим собой. Люди внешне принимают какие-то нормы, но эти нормы не совпадают с тем, как они сами внутренне принимают Христа. Отсюда получается разрыв между тем, во что человек верит устами, и тем, что он ощущает сердцем. Задачей жизни каждого христианина является уменьшить этот разрыв, хотя полностью он, наверное, не может быть преодолен в этой земной жизни никогда.
— Как мы можем сегодня представить себе личность Христа?
—Это очень сложный вопрос, в каком-то смысле он сводится к тому, каким образом термины святоотеческой антропологии мы можем перевести на язык современной антропологии. Свой вклад в наши представления внесли многие мыслители современности, от Канта до Фрейда и Юнга. В XX веке была попытка обозначить святоотеческим термином «ипостась» то, что мы подразумеваем, когда говорим о личности в современном смысле этого слова. Но это плохая идея. Как только мы уравниваем эти два понятия, мы наталкиваемся на множество проблем и вступаем в неразрешимые противоречия со святоотеческим учением. У отцов термин «ипостась» обозначал отдельное существо, то есть, например, этим термином могло быть обозначено дерево, или вообще любой единичный предмет. Именно в этом смысле термин «ипостась» они применяли ко Христу. Это отдельное существо, в котором конкретизированы две природы — Божественная и человеческая. В целом вопрос трансляции языком современной антропологии догмата, сформулированного отцами в категориях аристотелевской философии — это задача, еще не решенная ни православными, ни западными богословами.
— Как же тогда христианину увидеть Христа? Когда читаешь Новый Завет, единый образ зачастую не складывается...
— Здесь нужно избегать излишней метафизики, очень важно не перемудрить. Евангелие — это очень простой рассказ. Может быть, только Евангелие от Иоанна предлагает читателю углубленную герменевтику новозаветных событий, но, тем не менее, и оно остается лишь повествованием. Евангелия точно не являются современным романом, предлагающим «психологический» анализ личности. Личность Христа нам становится доступной нам через опыт Богообщения в Церкви - и Евангелие этому помогает. Интересно, что больше всего о личности Спасителя написал именно апостол Павел, который телесно со Христом не общался. Личность Христа нам доступна в той же мере, что и апостолу Павлу, через тот духовный опыт, который мы получаем в церковных таинствах. Христос посредством церковных таинств становится частью нас самих, и мы соединяемся с Ним постольку, поскольку Он соединился с нами. Христос как глава Церкви и как центр церковного опыта доступен каждому верующему через веру, Он уже здесь, Он приходит к нам в Евхаристии, в Дарах, Он говорит с нами через Евангелие, хотя бы и устами евангелистов. Зачем что-то придумывать, пытаться представить себе какой-то образ, если этот образ нам и так может быть дан нам через непосредственное общение, через опыт присутствия Христа в Церкви.
Дмитрий РЕБРОВ
Смотрите также:
Как узнать Волю Божию?
Версия для печати
