В Москве продолжается прокат документального фильма «Завтра», посвященного тревожным будням арт-группы «Война». Мировая премьера картины на Берлинском фестивале этого года вызвала неожиданный протест одного из лидеров группы Олега Воротникова (Вор), который с тех пор неудачно пытается запретить показ фильма (Вор слал гневные письма и в дирекцию ММКФ). Наш корреспондент встретился с режиссером Андреем Грязевым, чтобы узнать подробности происходящего.
Радикализация
- Насколько понимаю, фильм «Завтра» (мы писали о нем в обзоре ММКФ на сайте Милосердие.ру, – Н.П.) продолжает свой тур по городам и весям и нашей страны, и всего остального мира. Какие последние гастрольные новости?
- Неделю назад была премьера в Польше. Один из двух показов состоялся в четверг в 9.45. Я был поражен, когда не увидел ни одного свободного места в зале. Через неделю премьера в Австралии, потом Канада, потом Великобритания… К сожалению, очень много отказов с ТВ, но зато присутствует огромный успех у фестивального зрителя.
- А что слышно в вашем противостоянии с героями картины? Последнее, что помню – обмен мнениями в СМИ, грубые наезды Воротникова и ваш неизменно сдержанный ответ.
- Противостояние меня на самом деле мало затрагивает и волнует, больше развлекает. Смешно наблюдать, когда Воротников пишет письма-претензии и всем грозит судом, а мне как автору и режиссеру, даже ни одной строчки лично не написал. Ведь я являюсь носителем всех авторских прав. Воротников просто решил помахать руками после драки, которая закончилась его полным поражением в суде Берлина. В Польше разговаривал с журналистом, который работает на Артура Жмиевского – главного куратора Берлинского биеннале. Именно Жмиевский пригласил «Войну» стать сокураторами. Так вот, журналист мне рассказал, что Артур всеми силами пытался доказать «Войне», чтобы они не боролись против фильма и не пытались его запретить. Не вышло. Пришлось ему за них оплатить судебные издержки из бюджета биеннале.
- На мой взгляд, имидж «Войны» очень много потерял из-за поведения Воротникова и его усилий запретить картину.
- Если разбираться, то акции «Войны» никогда не пользовались такой уж огромной поддержкой общества, как заявляет об этом сама «Война». Их «бешеная популярность» верна разве что для интернетовской среды. «Война» стала терять не только своего зрителя, но и своих активистов, именно после позорного задержания в марте 2011 года на Стратегии-31. Именно нелепый срыв шапки и поломка зеркала, привела Воротникова к международному розыску, а вовсе не «Дворцовый переворот», который был опаснее этого шествия в сто раз. Отсутствие дальнейшей стратегии и цели, сумбурная борьба с фильмом про себя же – это все начинает действовать против них. По инерции за ними еще следует некий ожидающий зритель. Но так как «Война» поднимается по лестнице радикализации своих акций, то по аналогии с поджиганием автозака, следующий их перформанс, если он, конечно, осуществится, наверняка будет основан на взрыве или разрушении чего-либо более крупного. Это как раз и станет тем последним гвоздем, который отвернет от них остального зрителя.
Независимый документ
- Вернемся к началу истории. Вы заинтересовались группой «Война» после того, как увидели Леню (псевдоним Леонида Николаева, участника группы), бегающим по крышам машин с синим ведерком на голове?
- Совершенно верно. Хотя за два года до этого, я уже видел их акцию «Штурм Белого дома». Но тогда я только учился на Высших курсах и начинал снимать свой первый фильм.
- Вас не смутила некоторая этическая спорность этой акции? С одной стороны, активист обращал внимание публики на тот ужас, который представляют собой все эти вип-беспредельщики на дорогах, не знающие над собой никаких законов, - но с другой, Николаев создавал реальную опасность ДТП с человеческими жизнями... разве нет?
- Обычно я не обсуждаю и не осуждаю другого человека, насчет его выбора в этическом плане. А так как я в этой акции участия не принимал, то смотрел на нее только с позиции режиссера. Мне не хватало в ней большей продуманности. И конечно, когда я узнал, что эту акцию снимали около 6 операторов, а удачная съемка получилась только у одного из них, то предложенные мои операторские услуги были приняты группой сразу.
- Акции Войны вызывают у разных людей самое разное отношение – от восторженного до неприязненного. Причем разочарование нередко испытывают и их доброжелатели и сторонники. В частности, история с переворачиванием полицейской машины. Вспоминаю, что многие из тех, кто аплодировал выходке «Войны» на Литейном мосту в Петербурге, осуждали столь деструктивную акцию и становились на сторону представителей правопорядка.
- На самом деле у каждой акции должна присутствовать своя форма. Фаллос на мосту – это обыкновенный стрит-арт. Стрит-арт для многих понятен. Если он не принимается, то во всяком случае не сильно критикуется. Там все на поверхности. У «Дворцового переворота» (акция, во время которой группа Война перевернула полицейский автомобиль, – Н.П.) присутствовала форма, которая включала и удачно выбранное место, и драматургическую составляющую в виде детского мячика. Недаром все новости на федеральных канал начинались словами, что детский мячик закатился под милицейскую машину. Смысл как раз и был в том, чтобы акция была замечена и обсуждалась. Общественное внимание в тысячу раз важнее и сильнее самой реакции на эту акцию. Зато следующая акция, когда они подожгли полицейский автозак, не имела абсолютно никакой формы. Поэтому она практически вообще нигде не упоминалась, кроме как в блоге у Плуцера. Вот это как раз и есть деструктивное действие, которое от уголовщины ничем не отличается.
- Группа «Война» окутана ореолом таинственности и конспирации: участники то в розыске, то вне зоны доступа, на них трудно выйти человеку с улицы. Об их деятельности мы знаем из рассказов самих участников, из той «официальной документации», которую они сами публикуют, и – главным образом – из блога Алексея Плуцера-Сарно. Что вам кажется упущенным или спрятанным в этих формах репрезентации? Есть ли что-то важное, на ваш взгляд, что по тем или иным причинам отсутствует у летописца Плуцера-Сарно и в этих отчетах об акциях?
- В том-то все и дело, что практически из всего, что было скрыто в официальной документации, и состоит фильм «Завтра». Вы бы нигде и никогда не увидели бы их отношений друг с другом, их обсуждений акций, их будней. Потому что в общении с журналистами, во всех текстах всегда присутствовала только центральная мысль, которая навязывалась всем и везде. А именно – мы единственная движущая сила в России. Очень громкое и самодовольное мнение. Это абсолютная пропаганда самого себя. Зато в фильме эта пропаганда полностью отсутствует. Зритель сам должен провести мысленную работу, чтобы самому ответить хулиганство это или искусство. И я как режиссер не буду навязывать никому своему мнения. Я не пытался изменить позицию зрителя. Я всего лишь показал другую сторону медали. Это можно сказать одним предложением. Фильм о том, что вы хотели знать о «Войне», а она боялась показать.
- Получается, что кроме официальных материалов «Войны» у нас в свободном доступе есть только еще один документ о деятельности группы «Война» – ваш фильм.
- Правильно. Поэтому многие зрители и журналисты, которые их воспринимают только по навязанной всем пропаганде, выступили против фильма. Утверждая, что все в фильме не правда, режиссер ничего не понял и фильм вообще не стоит смотреть. Но тогда для чего столько статей, если фильм плохой? После Берлинского кинофестиваля известными кинокритиками было написано много статей. В них полностью разбирался фильм, и появлялись ответы на существующие вопросы. Но после Московского кинофестиваля обычные журналисты решили пойти своим путем. Как под копирку писались статьи с перечислением эпизодов, а в конце ставился знак вопроса. Мол, что же этим всем хотел сказать режиссер?
- Вы как-то заметили, что несмотря на пресловутый свой акционизм, группа «Война» занимается скорее шоу и театральной деятельностью, нежели акциями прямого действия. А вы, получается, внесли свою лепту в этот продуманно выстроенный имидж, и «испортили им всю песню», по их мнению.
- Изначально в группе у меня было 2 роли. Документатор и режиссер документального кино. Любая документация сама по себе не имеет силы, пока ее не поместят в рамку. Так вот, Плуцер придумывал для документации свою локальную рамку, а я вставлял ту же самую документацию в свою драматургию, прямо как недостающий пазл во всей огромной картине. Так что они отдавали себе отчет, что они делают свой проект, а фильм это мой личный проект.
- Если я правильно понял, вы показывали снятый фильм его героям, и он вовсе не вызвал у них отрицательной реакции. Но уже к началу Берлинского фестиваля их мнение изменилось. И вы узнали об этом не от них...
- Я узнал только тогда, когда мне позвонили из Берлина и сказали про требования «Войны» снять фильм с показа. Очень долго я просто сомневался, думал, что это провокация каких-то других людей и долго пытался доказать организаторам Берлинале, что это написали какие-то другие люди. Их претензия была же только на бумаге, а на бумаге лиц не видно. Но так как «Война» в то время была официальным куратором биеннале, то Берлинский кинофестиваль решил не распространять конфликт и спокойно во всем разобраться. Поэтому всю необходимую документацию я послал в Берлин только недели через 2. Зато когда в Берлине ее увидели, включая все видео, больше ко мне вопросов не имели.
После победы
- Как вы думаете, почему художники, отрицающие цензуру и критикующие всеми силами репрессивность общественного устройства и государственных институций, неожиданно сами занялись репрессиями и цензурой, пытаясь запретить ваш фильм и всячески дискредитировать ваше имя?
- Сколько примеров в последнее время мы видели в разных странах. Когда оппозиция борется с правящим режимом и после своей победы устраивает еще большую тиранию, включая своих близких соратников. Я занимал определенное положение в группе. И своим фильмом я несу зрителям свою личную позицию и оценку деятельности группы. Совершенно отличающуюся от принятой. Так что это можно воспринимать как такое избавление от соратника, с которым ты шел практически одной дорогой. Но обычно попытка что-то запретить действует с обратной силой. Несколько раз меня даже спрашивали журналисты, а не очередной ли это продуманный пиарный ход режиссера и его героев? Но на поверхности видна только их попытка оправдаться, что на самом деле они совсем не такие, как показаны в фильме, а самые настоящие революционеры-декабристы. Смешно обвинять фильм в трусости, когда «Война» за все время своего существования не высказала ни одного своего прямого политического требования.
Но время все и всегда расставляет на свои места. Когда эйфория закончится, общество начнет воспринимать такие вещи более сдержанно и делать из них свои выводы. Совершенно так же, как это происходит за границей, после просмотра фильма. Обстоятельства забываются, а факты остаются.
Первый снег
- Какие сцены дались труднее всего? Что пришлось скрепя сердце вырезать?
- Когда ты с камерой погружаешься в происходящее полностью, то появляется некий драйв и кураж. Поэтому я не помню, чтобы когда-то испытывал трудности. Первоначальная сборка фильма была около 4 часов. Много, конечно, было лишнего, но над одним эпизодом очень долго думал, прежде чем решился вырезать. Эпизод был про первый снег. Одно время ребята жили в лесу, и вдруг неожиданно пошел первый снег. Все выбежали из дома на лужайку, стали плясать, ловить снежинки. У них была такая эмоциональная, в чем-то наигранная детская реакция на этот первый снег, что мне сложно было этот эпизод убирать. Там были настоящие эмоции. Такого в статьях никогда не прочитаешь.
Николай ПРОПУЩИН
Версия для печати
