Планы «реформации» Церкви: взять все, да и поделить

В нашумевшей статье предлагается упразднить Патриархию и превратить Русскую Православную Церковь в конфедерацию независимых приходов. А к чему это могло бы привести на практике?



Сейчас в социальных сетях идет активное обсуждение идеи превратить Русскую Православную Церковь в «конфедерацию независимых приходов». Поводом стала статья Станислава Белковского в МК, однако, очевидно, идея эта будет витать в воздухе независимо от того, кто ее озвучил.

Иерархичность Церкви сама по себе будет казаться чуждой и несовременной постиндустриальному обществу, которое стремится к сетевой, а в перспективе и атомарной структуре, так же как устойчивость догмата чужда обществу, воспитанному на информационном шуме. Дискуссия с тем, кто ее озвучил едва ли уместна. Но, повторим, сама эта идея не так проста, чтобы сказать, как профессор Преображенский, «в печку ее». Она льстит сознанию современного человека, прельщает его хорошими словами про демократию, про близость клира к народу и про достойных священников.

На первый взгляд идея «конфедерации независимых приходов» выглядит весьма привлекательно, поскольку позволяет священнику и прихожанам каждого храма быстро решать возникающие вопросы.

В истории Русской Церкви ХХ века был период с февраля по октябрь 1917 года, когда епископ выбирался общим собранием приходов и голосованием. Так на Московскую кафедру был избран святитель Тихон (Беллавин), а на Петроградскую – священномученик Вениамин (Казанский).

В Сурожской епархии при митрополите Антонии (Блуме) прихожане также решали многие вопросы и фактически выбирали себе священников на приход, выборность существует в Православной Церкви Америки, да и сейчас в нескольких московских храмах вопросы решаются общим голосованием общины.

Другое дело, что понятие «независимых приходов» таит в себе иную опасность – нарушение иерархичности, на котором со времен апостольских строится Церковь. О важности апостольского преемства говорил еще священномученник Климент Римский в I в. По учению Церкви, священник является лишь представителем епископа, который «надзирает» за верующими своей епархии. Без благословения епископа священник не имеет права проводить никаких литургических изменений.

Допустим, такая независимая община решила совершать богослужение на русском языке (Поместный собор 1917-1918 года позволяет это делать). Настоятель и прихожане обращаются к правящему архиерею с просьбой разрешить им совершать такое богослужение, а епископ не поддерживает эту идею. В традиционной иерархичной модели управления Церковью священник и приход обязаны подчиниться решению, в случае же появления Церкви как конфедерации независимых приходов не слишком понятно, что будет происходить дальше. И это лишь один пример, показывающий, как отсутствие четких вертикальных связей может разрушить Церковь.

Конечно, Церковь не армия, и за ее историю народ не раз выбирал себе достойных иерархов типа святителя Амвросия Медиоланского, но демократию нельзя «вводить» повсеместно и принудительно, решением извне.

Еще одна трудность, неизбежно встающая перед Церковью, желающей принимать решения путем голосования, связана с тем, кому предоставлять право голоса. В Киево-Печерской лавре при преподобном Феодосии Печерском все иноки выбирали игумена, который затем управлял обителью с помощью нескольких старших братьев. При этом, монахи могли поступить не по завещанию умирающего подвижника и выбрать себе в настоятели не того, человека, на которого указывал святой. В средневековых западных монастырях вопросы решались с помощью нескольких систем голосования.

В наши дни в Русской Церкви разработан проект «Положения о монастырях и монашествующих», который предусматривает соборное принятие решений: «Помощь игумену в управлении монастырем оказывает Духовный собор, созываемый игуменом из числа основных должностных лиц монастыря и опытных монахов. Духовный собор является совещательным органом при игумене монастыря. Перечень вопросов, подлежащих обсуждению Духовным собором, а также периодичность его заседаний определяются внутренним и гражданским уставом монастыря».Так что в современных русских православных монастырях решения принимаются с учетом мнения иноков.

Возможность выбирать священника была и у мирян, что могло приводить к самым разным последствиям. В древнерусских приходских храмах община избирала себе священника, полностью от нее зависевшего. Известны случаи, когда прихожане запрещали своему пастырю служить по уставу, поскольку не любили долгих служб. Вот свидетельства пастырей, желавших в XVII веке ввести в Церковь единогласие и улучшить нравственное состояние прихожан: «Пришли мы в церковь молиться... отверзи от себя всяку печаль житейскую, ищи небес — прихожане нередко отвечали—долго де поешь единогласно: нам де дома недосуг».

Идея независимых приходов на практике может привести и к возвращению печально известной по советскому времени власти старосты и «двадцатки». Напомним, как правило, власти навязывали священнику кандидатуру старосты храма, чтобы проводить через него политику удушения Церкви. Среди членов двадцатки были «люди священника» и «люди старосты», боровшиеся между собой за возможность повлиять на жизнь прихода. Часто это приводило к тому, что настоятель фактически становился бесправным человеком, которому зарплату платил староста по своему произволению, и он же решал – нужен ли в храме ремонт. Как правило, уполномоченный по делам религии находился в тесном контакте со старостой и блокировал все возможности для нормальной жизни прихода. В советское время священники даже должны были заверять в совете по делам религии тексты произносимых проповедей, а потому большинство пастырей должны были или молчать, или придумывать различные ухищрения, чтобы обойти этот запрет. Формально же в Церкви царила полная демократия, поскольку настоятель полностью зависел от мнения мирян.


В истории Русской Церкви ХХ века был период с февраля по октябрь 1917 года, когда епископ выбирался общим собранием приходов и голосованием. Так на Московскую кафедру был избран святитель Тихон (Белавин), а на Петроградскую – священномученик Вениамин (Казанский).

Эта ситуация вплотную подводит нас к главной проблеме системы независимых приходов – кто и как будет определять, является ли конкретный человек прихожанином того или иного храма. Вряд ли священники будут выдавать всем мирянам удостоверения о принадлежности к тому или иному приходу, вряд ли миряне согласятся всю жизнь ходить в одну и ту же церковь, даже если они никогда никуда не переезжали. С другой стороны, непонятно, должны ли обладать правом голоса люди, приходящие в храм только на Пасху, те, кто посещает церковь несколько раз в год или раз в месяц? Или к голосованию будут допущены лишь те, кто захотел прийти на общее собрание прихода. Последнее мне кажется наиболее разумным решением частной проблемы.

Однако само по себе предложение «реформатора» Белковского скверно еще и потому, что этот человек совсем не знает внутренней жизни той Церкви, которую он предлагает «разрушить до основания, а затем…». На самом деле никто не отрицает важность горизонтальных связей внутри Церкви. В конце 2012 года на последнем епархиальном собрании московского духовенства патриарх Кирилл призвал развивать связи между приходами:

«Полагаю, что на уровне межприходского и межблагочиннического взаимодействия легче всего установить прочные горизонтальные связи между общинами, а также эффективно решать многие проблемы социального и молодежного служения.

Наконец, важны простые человеческие контакты между клириками, прихожанами, молодыми людьми из разных приходов. Убеждён, что установление подобных горизонтальных связей между приходами будет полезно и интересно для всех, кто участвует в этих процессах. Поэтому призываю отцов настоятелей и владык викариев обратить самое серьёзное внимание на данный аспект нашего сегодняшнего разговора. Ибо от их творческой инициативы и открытости к общению с собратьями зависит успех всего дела».

Иными словами, в Русской Церкви уже существуют все необходимые механизмы для того, чтобы священники и миряне принимали активное участие в жизни Церкви. Так что за предложением Белковского стоит единственное желание – «ликвидировать РПЦ МП», о чем он откровенно и признается в своей статье.
Мы, конечно, же не сравниваем мирян с «солдатской массой» окопников Первой Мировой войны, но в призывах с газетных страниц видится аналогия с тогдашней агитацией. В ХХ главе своих «Очерков Русской Смуты» Антон Иванович Деникин с горечью писал о том, как солдаты выбирали своих представителей в комитеты, которые стали управлять армией в 1917 году:

«Солдатская масса – к великому сожалению – невежественная, неграмотная, уже развращенная, не доверявшая своим начальникам, выбирала своими представителями по преимуществу людей, импонировавших ей хорошо связанной речью, внешней политической полировкой, вынесенной из откровений партийной литературы; но больше всего – беззастенчивым угождением ее инстинктам. Как мог состязаться с ними настоящий воин, призывавший к исполнению долга, повиновению и к борьбе за Родину, не щадя жизни. Хорошие офицеры, если и выбирались в низшие комитеты, то редко проходили в высшие, растворяясь в чуждой им среде, и постепенно отсеиваясь».

Андрей ЗАЙЦЕВ

Версия для печати

Тэги: Церковь  Общество  Приход  Церковное управление