Безразмерная столица

Почему в России пустеют деревни и малые города? Почему народ у нас всегда стремился в «Москву, Москву» и прочие миллионники? Что им движет? Чего не хватает? По мнению генерального директора Института региональных проблем Дмитрия ЖУРАВЛЕВА — не материальной базы и не культуры. Российским провинциалам не хватает мечты.

Крепостное эхо

— В России было два периода закрепощения крестьян: один большой при царе — почти двести лет, другой поменьше при Сталине и Хрущеве — с 1927-го по 1962 год. Только с 1962 года советским крестьянам стали выдавать паспорта, и они получили свободу передвижения.

Что чувствует человек (молодой, активный), которого насильно удерживают на одном месте? Использует любую возможность уехать в город. Уехать из деревни в то время считалось возможностью получить некий гражданский статус. За 50-70 лет советской власти у народа было сформировано внутреннее психологическое ощущение, что в деревне плохо. Причем это не всегда зависело от реальности: были колхозы-миллионеры, асфальт на улицах, клубы, куда приезжали артисты. Но раз появилась возможность уехать, надо уехать, пока она есть. Даже если в деревне лучше, богаче, мы все равно уедем. Люди бежали, потому что привыкли к мысли, что, если ты остался в деревне, ты из нее уже больше никогда не вырвешься. Само вот это понятие «никогда» было важнее даже материального уровня.

Плохо в советской деревне было так много лет, что это ощущение стало историческим. И хотя эти времена давно в прошлом, традиция работает. Единственное исключение — национальные деревни и казачьи станицы: в Поволжье, на Кавказе, казачьих землях, национальных республиках. Почему национальная семья крепка? Потому что жива традиция. Там отец сказал — никто никуда не поедет, значит, никто никуда не поедет. Молодой татарин, башкир, мариец хочет в город ничуть не меньше, чем молодой русский. Но существует семейная традиция, отец сказал «нет», потому что — хозяйство. А там, где нет семейных отношений, нет и деревни, и даже экономический уровень ничего не дает. И если вся молодежь из деревни уехала, то демографию поправлять просто не с кем. В советское время, несмотря на паспорта, уехать из деревни в город на постоянное жительство все равно было непросто: существовала прописка, и попасть в город можно было только по лимиту — ограниченному количеству рабочих мест. Но отток из деревень неумолимо продолжался. А в 1990-е годы, когда отменили прописку, сбежали все кто мог. Но уезжали не семьи — уезжала молодежь. И в этом случае у нее полностью разваливалась вся культурная матрица. Молодой человек приезжал в город, но так, как его воспитывали, в большом городе жить было нельзя, и это он понимал. А вот как на- до жить в городе — никто не рассказал. В результате происходит огромная деградация культуры. И именно «лимитчики» — во многом дезориентированные люди — формировали наше городское население начиная с 1960-х годов. Кому-то удалось сориентироваться и стать полноценными горожанами, а кому-то не удалось.
За горизонтом

Сегодня многие бегут в столицу вовсе не за большими деньгами. Дома все уже понятно: вот это у тебя есть и будет всегда, но лучше уже не будет. И от этого «лучше не будет» все и бегут. Им хочется, чтобы было лучше, в этом главная социальная проблема России. А Москва им дает эту мечту, горизонт. Совсем не обязательно исполняет, но обнадеживает. Есть люди, которые переезжают в Москву, получают здесь те же деньги, что и раньше, и еще оплачивают дорогое съемное жилье, но держатся за Москву зубами. Это мечта о том, что еще немного, и будет лучше.

Почему на Западе нет такой централизации жизни? На Западе жизнь долгое время была очень стабиль- ной. Без таких катастроф, как в Рос- сии. А стабильность — очень значимая вещь, и многие ее предпочитают рискам более интересной жизни. Такая стабильность способна нейтрализовать даже культурный дефицит, превозмочь сам материальный фактор, хотя средний уровень жизни на Западе намного выше, он не только обеспечивает базовые потребности, но дает еще некоторый доход. Средний уровень российской жизни — не голодать. Поэтому любая перспектива, когда я буду не голодать еще лучше, чем не голодаю сейчас, нас устраивает. На Западе человек среднего уровня жизни зарабатывает больше, чем тратит. И если у тебя нет энергии и острого желания рисковать и уехать в никуда и там, может быть, поймать золотую рыбку, то ты и не уезжаешь, живешь себе где-нибудь в Руане. Это здоровый классический провинциализм.

У нас выбор другой. Либо ты будешь носить одни штаны 30 лет, либо поедешь в Москву. Где, скорее всего, с тебя их и снимут, но ты же этого не знаешь. У нас с Западом разный стартовый уровень. У них есть чем рисковать, а у нас — нечем. Нашей молодежи дома нечего терять, ее там ничто не держит. И люди бегут за горизонтом.

Сырьевой экономике люди не нужны

Одни из самых быстро пустеющих сегодня регионов — Сибирь и Дальний Восток. Населить эти земли за время нашей истории собирались не однажды. В начале XX века была столыпинская программа по переселению крестьян в Сибирь, об успешности которой говорить сложно, потому что объем задач ставился гигантский. Была сталинская политика расселения Сибири. Он хотел населить Сибирь так, чтобы там была такая же плотность, как в центральных регионах. Но Столыпин расселял крестьян — тогда плотность сельского населения в центре была огромной. У нас ведь было малоземелье: земли мало, людей много. А Сталин Сибирь заселял ссыльными. Для того, чтобы использовать в огромных масштабах бесплатную рабочую силу. Вся огромная экономика золотодобывающей промышленности была экономикой лагерной.

В 2005-2007 годах действовала программа перевоза после развала Союза людей из республик в Россию. Но она оказалась малоуспешной: вся логика государства в советское время строилась под государственную экономику, и, чтобы человека перевезти, нужно было гарантировать ему работу. Но с 1990-х годов производство в стране стало частным, и ни один предприниматель не мог на полгода резервировать рабочее место, чтобы дождаться, пока человеку оформят все документы по выписке.

Главным фактором, определяющим жизнь и занятость населения в Сибири, всегда была промышленность: золотодобывающая, металлургическая. Она формировала инфраструктуру Сибири, особенно севера Дальнего Востока. Немалую роль сыграл и тяжелый климат. Люди селились только там, где денег могли заработать, а заработать можно было на золотых рудниках, добыче драгоценных камней. Поэтому в Сибири сначала строили города, а потом появлялись села, но их, в отличие от Центральной России, было мало.

Например, как появился Барнаул. Уральский заводчик Демидов нашел там серебро, пригнал кучу крепостных и срыл эту серебряную гору за год. А потом куда девать крестьян? Они там остались. Выстроился город вокруг рудника, потом появились деревни, потому что завозить продовольствие издалека по сибирскому бездорожью и по дальности расстояний не было возможности. Позже села появлялись в основном вдоль Транссибирского экспресса.

Социальный состав сибиряков — смелые переселенцы и ссыльные, которых потом выпускали в соседнее село, — во многом определил их психологию, которая отличается от среднероссийской. Сибиряки более индивидуализированы, самостоятельны. Такие люди привыкли рассчитывать только на свои возможности. Некоторые регионы Сибири — это на 50 процентов бывшие зеки, их дети и внуки. Они изначально не были перегружены идеей социальных обязательств по отношению к обществу и государству не потому, что они хуже тех, кто живет в центре. Так естественно сложилось.

Но сегодня промышленность Сибири практически расстроена: добыча золота, урана, военная промышленность, тяжелая металлургия — все они требуют крупного заказчика, госзаказа. Не может завод по производству самолетов производить дешевый ширпотреб, ему не из чего.

И города пустеют. А деревень всегда было немного. Сегодня этот процесс зашел уже очень далеко. Поселить людей в те города, которые были при Брежневе, невозможно, потому что вокруг них уже лес. Дороги заросли. Их можно только с вертолета туда забрасывать.

К сожалению, наша промышленность строится на сырьевой экономике. У нас по-прежнему нефть и газ — главные отрасли, которые кормят все другие. А сырьевая экономика технологически не нуждается в большой массе людей. И потому налицо противоречие между социально-политической системой, которой нужно население, потому что если не иметь населения, то через некоторое время можно остаться без страны, и экономической, которая объективно не нуждается в большом количестве людей. И люди этого могут не понимать, но они это чувствуют. Население у нас падает, но даже и с таким населением мы не очень понимаем что делать. Мы не можем их занять. Мы не можем обеспечить горизонт, где завтра будет лучше, чем сегодня. Хотя бы ненамного.

Версия для печати

Тэги: Общество  Демография  Социология