Боснийские сербы называют протоиерея Воислава Чаркича «легендарным священником». В 1992 году, когда началась война с мусульманами, отец Войе отправил семью заграницу и пошел в окопы – защищать родную землю. Все 4 года войны он провел на передней линии фронта. Теперь он вспоминает о том, как это было.
-- Прото Войе, почему вы, обычный приходской священник, отправились на войну? Расскажите, как все начиналось.
-- Я на войне с самого начала, с лета 1992 года. Это был мой личный и осознанный вклад в освобождение нашего народа. Впрочем, могу вам сказать, что я участвовал и в подготовке наших людей к этой войне. До войны я служил в Преображенской церкви в старом Сараево, откуда мы были вынуждены потом уйти. Так вот, у нас там проходили регулярные встречи с сербскими политиками и военными. Они приезжали, обсуждали разные вопросы подготовки к войне. Так что можете смело так и написать: отец Войе – убежденный националист.
-- Кстати, а где вы учились на священника? У вас наверное большой послужной список?
-- После школы я пошел учиться в Призренской семинарии, в Косово, это было в 1953-58 годах. Потом пять лет на факультете теологии в Белградском университете. Потом я два года в 1967-68 году должен был служить как священник в Германии, но был призван обратно в Югославию, поскольку очень не хватало духовенства. Ну а во время войны я построил маленький храм на линии фронта и там служил. Вообще во время войны здесь у нас стоял русский Второй десантный батальон.
отец Войе - сзади между двумя Патриархами
Я был первым священником, который оказался у русских солдат. Поэтому мне выпала чести встречать здесь патриархов Алексия и Павла в мае 1994 года. Я обеспечивал визит их святейшеств в русский батальон. Это был первый раз после коммунистического режима, когда русские войска прошли парадом перед православными иерархами. Во время этого визита патриархи освятили закладной крест нашей церкви, который мы теперь храним как великую святыню – вместе с колоколом, который звонил во время войны для сербских патриотов и знаменем сербских четников. Все это хранится у меня, поскольку я во время войны был идейным руководителем бойцов, политруком, так сказать…
-- Что творилось в Сараево во время войны?
-- Ну что? Стреляли, вот что. Снайперы все держали под контролем, весь город. Нам приходилось вдоль улиц натягивать веревки и вешать на них одеяла, чтобы люди могли спокойно ходить по улицам, не боясь попасть под прицел снайпера. Кроме того, постоянный обстрел из минометов был.
-- Вам было страшно?
-- Лично мне не было, а матушку-попадью я отправил заграницу. И правильно сделал, потому что в самом начале действительно было жарко. Когда все началось, мы даже толком ничего не успели взять с собой, просто снялись с места и ушли из Сараево. Дом бросили. Я буквально подмышку схватил старую епитрахиль, и ушел на позиции.
-- А за детей не было страшно?
-- Дети у нас уже взрослые, живут отдельно. Старший сын еще в 1985 году уехал в Швейцарию, как и многие сербы. Дочь вышла замуж за священника и живет в Сербии. А третий сын, ему, когда началась война, было 17 лет, хотел было пойти воевать, благо мы с матерью были не против. Однако же его не взяли: молод, мол, еще. Тогда он пошел к своему тренеру по таэквон-до, который тогда работал на базе подготовки десантников, проситься туда. Но и там его не взяли. Пришлось его вместе с попадьей отправить в Швейцарию к старшему сыну. Ну а я остался воевать. Воевать мне не было страшно, я боялся только одного: плена. Представляете, что со мною сделали бы мусульмане, если бы им удалось поймать меня? Просто разорвали бы на куски!
-- А после войны они вернулись домой?
-- Сын за это время успел жениться, так что вернуться-то вернулся, да ненадолго. Побывал дома и уехал жить в Швейцарию. А попадья моя вернулась. Теперь мы с ней вдвоем здесь сидим. Как два старых пня.
-- Сейчас у вас на сербской окраине Сараево есть и храм, и приход довольно большой. Как вы обустраивались?
-- Здесь мы начали жить с 1996 года, с тех пор, как сербские войска оставили Сараево. На этом месте вообще никто не жил, я первый приехал сюда и сразу, как увидел, что люди приезжают, начал строить церковь. Мы решили построить церковь в таком месте, чтобы населенный пункт разрастался вокруг нее. Проект церкви мы сделали таким, чтобы она была похожа на одну церковь 13 века в старом Сараево. Ведь мы тут все родом из старого Сараево. Сейчас в моем приходе где-то 400-500 семей, но это не много по нашим меркам. В первые годы после войны было больше, до тысячи семей, но люди уезжают подальше от опасности.
-- Прото, извините за вопрос: эта война шла скорее за Православие или скорее ради денег?
-- Да вы что! Какие деньги! Конечно, кто-то может быть на этой войне и заработал, но только не мы. Да вы знаете, сколько нам платили? Да нам выдавали по полсотни марок в месяц и три-четыре поросенка за все время: чтобы мы с голоду не сдохли. Нет, мы воевали за свое: за землю и за православие!
-- Вместе с боснийскими сербами воевали русские солдаты. Многие здесь погибли. Вы, сербы, благодарны русским?
-- Вообще-то, мы на русских в обиде. Русские нас всегда предают, всю жизнь. Так же, как англичане, американцы, немцы… Все почему-то уверены, что помогают нам, а на деле – ничего подобного… Знаете, сколько здесь было русских добровольцев? И ста человек не наберется! Но и те в конце концов ушли, оставили нас мусульманам.
-- А вы не скажете случайно, сколько здесь было добровольцев из Германии, США, Англии? А сколько из них остались лежать на вашем кладбище? Да их вообще не было. А русские почему-то все же были.
-- Да, в этом вы, конечно, правы, что тут говорить. Русские нам конечно ближе, чем все остальные. А те русские, которые нам здесь помогали, это были очень хорошие солдаты! Почти все после Афганистана. Это были наши самые лучшие солдаты! А сейчас их пытаются представить как каких-то преступников…
-- У вас свое оружие на войне было? А стрелять самому доводилось?
-- Оружие, конечно, было. Всегда с собой пистолет был, а еще автомат Калашникова. А стреляли вместо меня наши бойцы, их тут было больше 5 тысяч одних только сербских легионеров. Что касается оружия, то вот, помню, еще в 92-м, когда я мы построили часовню на линии фронта, кто-то мне сказал, что, мол, нельзя с оружием входить в храм. Ну, мы и сделали снаружи такие стойки, чтобы ставить автоматы. И что же? Однажды после службы выходим – трех автоматов не хватает. С тех пор оружие из рук не выпускали. А дома у меня и сейчас целый арсенал имеется. Как, впрочем, и у каждого серба. Оружие лежит на месте, ждет следующей войны. У меня новенький Калашников, и еще «Скорпион» имеется…
-- Каким должен быть военный священник?
-- Я с самого начала и до конца каждый день был на переднем крае, много чего понял за это время. Что самое главное для военного священника? Военным священником может быть не всякий. Военный священник должен быть очень храбрым человеком, он не должен прятаться за спинами бойцов, а все время быть на передней линии. И самое главное – причащать бойцов, которым, может быть, в следующем бою предстоит погибнуть.
-- А исповедовать бойцов на передней линии фронта приходилось?
-- Очень редко представлялась такая возможность. И поста никто не соблюдал, это понятно. Во время войны вообще все по-другому. После боя солдаты устали, им надо отдохнуть, куда я тут со своей исповедью к ним начну приставать? Вот причастие – дело другое. То же самое и перед боем. А вообще, знаете в чем наша самая большая проблема? У нс в православных Церквях ни в одном богословском институте нет факультета военных священников. И никто толком не знает, как служить на войне. Самая первая обязанность военного священника – постоянно находиться с бойцами в окопах. Может быть иногда выпить с ними бутылку ракии, выкурить одну на всех сигарету, просто посидеть, поговорить. Меня бойцы очень хорошо принимали, они видели, что я не боюсь разделять с ними все тяготы войны.
-- Вы и в мирное время, и на войне много общались с людьми. Как вы считаете: сербы – прежде всего воины или православные? Что первостепенно?
-- Эти качества для сербского народа неразделимы. Мы одновременно воины и православные. Правда, коммунисты сильно испортили народ. К примеру, в 1992 году, когда я начинал служить как военный священник, мне было очень тяжело. Потому что наши солдаты не были ни православными, ни, как ни странно, сербами. Почему? Потому что все они были жертвами коммунистического воспитания, они ничего не понимали в национальной идее, на них лежала печать коммунизма. Кстати, такими же в 92-м году были и ваши, русские солдаты.
-- А вы восполняли пробелы в духовном образовании солдат?
-- Конечно, я проводил беседы с бойцами, объяснял что-то… Крещения проводил здесь. Один русский подполковник у меня крестился, помню. Но вообще-то для долгих богослужений на войне времени не было. Бывало, приведет командир взвод на молебен или на панихиду. И говорит: отец Войе, давай побыстрее, давай «тандара-мандара», то есть скороговоркой. Ну, что делать, так и служишь «тандара-мандара», солдатам ведь отдохнуть надо…
-- Как вы получили звание подполковника?
-- В самом начале войны мне присвоили чин майора. Это сделал наш воевода Славко Алексич. Тот самый, знаменитый Славко Алексич, командир сараевских четников. Это человек-легенда. Он сейчас в международном розыске – так же как и другие наши герои. А потом, в 1994 году к званию подполковника меня представила сама Биляна Плавшич, наш президент.
-- Прото, в чем сербская национальная идея?
-- Я скажу так: наша национальная идея зиждится на трех принципах: удержать нашу землю -- раз, сохранить единство сербов – два и сохранить православие -- три. Все. Сейчас эту идею может воплотить только одна сила: сербские четники, то есть националисты-антикоммунисты. А вотчина четников – это Босния. Здесь дольше всех держались четники – последний из них был убит коммунистами в 1956 году.
-- Почему отдали Сараево?
-- Это долгая история. Все еще в 1941 году началось. Мусульмане тогда надеялись, воспользовавшись войной, истребить всех сербов. 10 тысяч сараевских сербов погибло во время той войны. А потом и Тито стал проводить государственную политику по планомерному уничтожению боснийских сербов. Так и получилось, что мы оказались здесь слабее, чем мусульмане. А на вопрос, почему все-таки Сараево было отдано мусульманам, я тебе вот что скажу: спроси об этом в Москве.
беседовал диакон Федор Котрелев
см. также: Страна, где ещe любят Россию
В ближайшее время мы опубликуем интервью с русским добровольцем, воевавшим в Сербии.
Версия для печати
