Богородичник: каноны Божией Матери на каждый день. -- М.: Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет, 2006. -- 528 с.
Сокровища богослужебной поэзии, к сожалению, мало доступны современному прихожанину. Вместе с ними ускользает от нашего внимания и образная, живая полнота богословия, недостаточно находится опор для нашего догматического сознания. Вера отдельно, разум отдельно, жизнь отдельно… «Церковные дни» отдельно от прочего быта… А ведь за века жизни Церкви, в том числе особенно богословски и философски насыщенные века, слагались многочисленные поэтические творения, воплощавшие в образах и вдохновенных словах глубину и полноту церковного учения.
Особенно много таких песнопений посвящено Пресвятой Богородице. Мы на протяжении любого богослужения, кому бы и чему бы ни было оно посвящено, слышим множество кратких богородичных тропарей; один вид этих богородичных песнопений так и называется -- догматик, поскольку в поэтической форме, повествуя о воплощении Сына Божия от Девы, он раскрывает один из главнейших догматов нашей веры. В каждом каноне есть богородичные тропари. И каждому дню церковного года по уставу полагается богородичный канон. Каноны эти содержатся в Октоихе, то есть осмогласнике. Восемь церковных гласов неделя за неделей сменяют друг друга, от первого к восьмому. И на каждый день недели каждого гласа -- свой канон Пречистой Деве Богородице, почитание Которой пронизывает всю православную веру. Восемь гласов, семь дней недели… 56 канонов Пречистой Деве, которые по уставу должны читаться в церкви ежедневно.
В России в наше время эти каноны содержатся (а точнее, содержались до сих пор) только в Октоихе, богослужебной книге. Не так в Греции -- там сохраняется традиция и даже правило келейного, домашнего чтения малого повечерия и канонов на нем благочестивыми мирянами в качестве молитвенного правила, которое выполняет роль наших утренних и вечерних молитв. И эти 56 канонов, а также другие песнопения Пресвятой Богородице печатаются в книге «Богородичник», столь же распространенной в быту, как наш молитвослов.
У нас молитвенное обращение к Богородице чаще всего выражено в форме акафистов. Первый и лучший из акафистов и посвящен Богоматери (кстати, этот акафист традиционно входит в Богородичники разных составов). Но жесткая и несколько однообразная форма акафиста не позволяет вместить такую полноту содержания, какую вмещает канон. И очень жаль, что в нашем церковном быту чтение канонов уже не первое столетие утрачивает свои позиции…
Книга канонов Божией Матери, изданная Свято-Тихоновским богословским университетом, позволит выразить молитвенные прошения Богородице в наиболее разнообразной и наименее условной форме. В книгу включены, кроме 56 канонов на каждый день гласа, и акафист Пресвятой Богородице, и входящий в наши молитвословы канон молебный, и канон благодарственный по исполнении прошений, и некоторые другие тексты и статьи, рассказывающие об этих канонах и о самой традиции их чтения. Наконец и нам, а не только грекам, доступны эти сокровища! И даже если вы еще не привыкли к традиции чтения канонов -- эта изящная, удобная, с любовью сделанная книжка, весьма вероятно, поможет открыть радость встречи с глубиной христианской мысли и дивной полнотой образов, ее воплощающих. А вслед за тем придет и понимание.
Посадите клубень в землю
Житие старца Паисия Святогорца. -- М.: Издательский дом «Святая Гора», 2006. -- 736 с.
Что неизвестного еще можно узнать об известном старце Паисии? Особенно если уже прочитаны четыре тома его «Слов»? Оказывается, очень много, и не только нового и поучительного, но и неожиданного и остроумного. Из недавно вышедшей книги жития старца.
Книга уникальная, едва ли не впервые в истории христианской литературы дающая столь близкий по времени и многоплановый образ святого. Это собрание свидетельств нашего времени о монашестве, о старчестве и о Предании, воплотившихся в одном лице, в одном житии. Это основы жизни мира во Христе, которые, именно потому, что они -- основы, все чаще подвергаются сомнению, утрачиваются, переводятся в область устаревшего. «Было и быльем поросло»: и монашество не то, и миру оно теперь не нужно (а «надо дело делать, господа»), и старцы благодатные если и были, да все вышли, и Предание утрачено или мертво. Жизнь старца -- живое свидетельство того, что они живы.
Книга состоит из двух частей: первая -- житие отца Паисия в хронологической последовательности, вторая -- воспоминания множества очевидцев, тщательно отобранных фрагментов писем и бесед старца.
«Бог и страдающие люди» -- два основных полюса жизни старца. «Если где-то в монастыре или в пустыне живет благоговейный иеромонах, который любит аскезу, то не надо гнать его в мир, оправдывая это тем, что мир испытывает нужду. Если у нас всего один картофельный клубень, то не будет ли глупо съесть его сразу? Надо посадить этот клубень в землю, и к осени их будет в несколько раз больше». Так решает проблему «старец и мир» афонский подвижник.
В книге описаны многие чудеса, прижизненные и посмертные. Но главное чудо -- «сердце милующее», исполненное благодати и жалеющее все творение Божие. Вот перед нами человек, которого старец не исцелил -- парализованный инвалид. Старец со слезами любви целует его парализованные и недоразвитые ноги: «Ножки вы, ножки… Ведь они же приведут тебя в Рай, а ты этого не понимаешь». И как ангел блаженной Матроне Московской дал во сне увидеть красоту мира, так старец дает несчастному походить -- обняв его и ходя вместе с ним. «Я чувствовал, что хожу своими ногами! Мне казалось, что у меня выросли крылья!.. Потом старец усадил меня в инвалидную коляску, сел рядом и сказал: “Послушай меня, сынок. Бог не хочет, чтобы ты когда-нибудь выздоровел. Твое состояние будет все хуже и хуже -- лучше не будет. Но знай: те люди, которые собираются вокруг тебя и тебе служат, спасают таким образом свои души… Бог хочет от тебя именно этого”».
Вот измученный проблемами человек ждет совета и «разбора полетов» от старца и, уязвленный его благодушным «Ну и что ты переживаешь? Бог поможет», взрывается: «Да уж ладно тебе, Геронда!.. Бог помогает раз, помогает два… Он что, обязан помогать постоянно?» «Тогда он серьезно взглянул на меня и произнес слова, поразившие меня как молния: “Да, -- сказал он, -- Бог обязан помогать постоянно”. Он сказал эти слова так уверенно, что было совершенно очевидно: он знал о том, что говорит “из первых уст”… С этого момента я перестал тревожиться о будущем».
«Старец видел, что активность и господство лукавого и его слуг возрастают, однако одновременно он знал и во всеуслышание говорил, что “уздечку держит Другой”. “Диавол пашет землю, -- образно говорил Старец, -- но только сеять в нее будет Христос”. Старец верил, что “Бог не попускает произойти злу, если из него не выйдет добра или, по крайней мере, не будет положено препятствие еще какому-то злу -- большему, чем то, которое Он попустил”».
См. также: "Афонская пылинка"
Очерки настоящего
Дворкин Александр. Афонские рассказы. -- М.: Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет, 2006. -- 200 с.
«Казалось, молитвенное пение все еще звучало, оно за эти долгие часы стало частью меня, да и не только меня, а всего, что меня окружало. “Всякое дыхание да хвалит Господа!” И действительно, тогда хвалило Господа всё: и темная зелень листвы, и жар солнца, и стрекотание цикад, и оседающая на сандалиях пыль, и голубизна моря вдали, и пряный запах сухих трав, и едва заметный ветерок, в котором Господь явился пророку Илие на горе Хорив. Спать не хотелось совершенно. Ночь закончилась, и наступил день».
«Афонские рассказы» Александра Дворкина начаты довольно давно, публиковались в журнале «Фома», потом дополнялись и оттачивались. Свято-Тихоновский университет выпустил их небольшой книжкой -- очень изящной, с продуманным оформлением, так что точно подобранные интересные фотографии составляют с текстом единый ансамбль.
Автор выступает в этой книге не как известный профессор-сектовед, а как афонский паломник. Неоднократные и достаточно длительные посещения Святой горы позволили создать атмосферу, уловить дыхание, пульс. Это рассказ мирянина о духе Афона, мозаика, в которую складываются разнообразные и стилистически цельные очерки. Тон и основное содержание задают «тихие беседы на духовные темы, которые на Афоне ведешь постоянно» -- «вот это и есть настоящие афонские рассказы». Поэтому книга вольно начинается с тоннеля в Иерусалиме, повествует не только об афонских монастырях и монахах, но и о людях из разных стран, о юношеских приключениях автора вдали от Афона, о многом, о многом… А рассказы получаются афонские, и они о том, что никогда в достаточной мере не доказывается прямой логикой, не изъясняется до конца понятийно, -- о том, что монашество свет миру, о том, что дает каждому из нас, православных, да и всему человечеству Афон.
«Афонская жизнь, на мой взгляд, самая реальная из тех, что существуют на земле. Скорее это даже мы все живем какой-то полуреальной жизнью, в постоянном беге, в постоянной занятости, стрессах, попытках удовлетворить потребности, строить планы, реализовать мечтания, которые почему-то не реализовываются… На Афоне живут. Выражаясь современным жаргонным языком, очень «конкретной» жизнью. Очень земной, и наполненной. И занимаются афонские монахи самым главным на земле делом -- молитвой обо всех и за всех».
Малая энциклопедия московской культуры
Лебедева Елена. Город храмов и палат.-- М.: Изд. Сретенского монастыря, 2006. -- 704 с.
Книга москвоведа Елены Владимировны Лебедевой относится к жанру, к которому принадлежат знаменитые «Сорок сороков» Петра Паламарчука и «Московские святцы» («Московский православный месяцеслов») А. Ч. Козаржевского. С «Сорока сороками» книгу Лебедевой объединяет то, что разрушенным, несуществующим храмам уделено не меньшее внимание, чем сохранившимся, с «Московскими святцами» -- календарный, а не топографический принцип построения: по престольным праздникам храмов. Отличие книги Лебедевой -- в более обширном, чем у названных книг, краеведческом и культурологическом фоне: это книга не только храмов, но и палат. Рассказы о московских святынях (включающие кратко и дельно изложенные жития празднуемых святых) органично дополняются огромным количеством сведений о том, что с ними связано во времени и пространстве. Мы узнаем о деловой, промышленной, благотворительной и, конечно, культурной жизни Москвы, и именно так, как было свойственно этому городу, где и адреса определялись приходами храмов. Так, в рассказе о церкви святителя Стефана при 1-й мужской гимназии на Волхонке -- очерк истории гимназического образования в Москве; домовая церковь равноапостольной Марии Магдалины при Вдовьем доме позволяет рассказать и о вдовьих приютах, и о многих учебных заведениях, и о службе «сердобольных вдов» -- первых сестер милосердия; с церковью иконы «Целительница» связан очерк об истории целительного (медицинского) дела в России, а в главке о церкви Феодора Студита у Никитских ворот -- очерк о великом Суворове, здесь крещенном. Об упоминавшемся выше А. Ч. Козаржевском рассказано в очерке о Святодуховской церкви на Пречистенском бульваре. Книга просто переполнена важными и неожиданными сведениями о том, какие пути и судьбы пересекались и пересекаются у московских храмов -- даже тех, которые безвозвратно разрушены… По компактности и насыщенности выверенными данными книга пока не имеет себе равных, это малая (и тем ценная) энциклопедия московской культуры. Язык простой, чистый, ясный, без игривости и без заумности.
Книге очень не хватает карт и схем, а если признать, что это вызвано экономией объема -- хотя бы просто точных адресов с указанием улицы-дома. Не много объема прибавил бы и простой, не календарный указатель упоминаемых храмов, без которого трудно ориентироваться в книжном пространстве. По-хорошему каждый, кто живет или бывает в Москве и надеется быть (стать) не чужим городу человеком, должен бы вооружиться этой книгой и, увы, сам составить к ней для себя удобный указатель, попутно изучив ее и непременно открыв массу нового, хорошо забытого старого, важного.
Елена ТРОСТНИКОВА
Книга для радости
Отец Геннадий: Книга воспоминаний. -- М.: Храм Вознесения Господня (Малое Вознесение), 2006. -- 410 с.
Посвящены воспоминания известному московскому священнику Геннадию Огрызкову (1948-1997).
Книга особенно нужна тем, кому в жизни не хватает радости. Прочитаешь -- и как будто сам повстречал этого необыкновенного человека, и долго еще счастлив от случившейся встречи.
Вспоминают об о. Геннадии очень разные люди: священники и институтские друзья; люди, что называется, простые -- и знаменитые. Но все пишут почти одними словами: всем родной, всем «отец и мать». «Вот он проходит по храму, скажет теплое слово, или просто потрясет за руку, и ты счастлив как в детстве».
Богатырского сложения, но кроткий и застенчивый, с ласковым взглядом, надежный, верный до конца -- почему-то кажется он очень знакомым. И его обращение к прихожанам («братцы мои дорогие!»), и обычай утешать подарочками из бездонных карманов рясы, и старый деревянный дом в Ухтомке, и домашний вид, многих смущавший: заштопанные трико, свитер с вытянутыми локтями... А известная история про то, как один московский настоятель мыл свой храм, не подготовленный к службе? Вот она, оказывается, про кого!
До семинарии о. Геннадий был талантливым архитектором и художником (в книге есть его акварели). Художником, впрочем, остался навсегда -- всех удивляет умение о. Геннадия везде замечать красоту, в самом скудном пейзаже, в самой презираемой травке. «Красиво в саду у батюшки, потянулась вырвать сорняк. Батюшка остановил меня и по-детски застенчиво проговорил: “Миль, не трогай, это же цветочек”».
Так же умел он восхищаться и красотой каждого человека, как будто не видя зла. И любил каждого -- «всех одинаково, но каждого -- больше». Принимал исповедь до ночи, и уборщица, выливая под ноги о. Геннадию ведро воды, говорила: «Пора храм убирать!» Батюшка смиренно переносил аналой в другое место, а потом еще и еще... Отцовская (говорят: материнская!) любовь и забота до мелочей: «Как ты доехала? Ты что-то бледненькая сегодня...» Спеша куда-то, мог сорваться по чьей-то просьбе и ехать -- в больницу ли, на квартиру -- молиться о ком-то, утешать, отговаривать от опасного шага. За любовью и утешением и шли к нему. «Он именно утешал, согревал, ласкал. Обнимал своими большими, мягкими и теплыми руками, прижимал твою забубенную голову к своей груди...»
Духовным чадам приходилось слышать от знакомых: «Легко вам с вашим батюшкой! Он у вас добренький!» «Люди просто не понимали, что такая доброта -- высший дар. Благодаря ей ты идешь за своим духовником -- и даже не замечаешь, что идешь. Потому что на тебя не давят, не приказывают тебе, -- тебя просто привлекают к себе этой добротой и ведут».
Воспоминания об о. Геннадии, его фотографии действуют так же. Читаешь -- и хочется, как всем, кто его знал, «быть как батюшка -- всех любить, всех обогреть, всем помочь»!..
Инна КАРПОВА
Версия для печати
