«Воспитание приемных детей — это не выставка достижений»

Один из страхов приемных родителей — «наследственность». Почему даже не знающий своих кровных родителей ребенок вдруг пускается «во все тяжкие», будто бы не было никаких титанических усилий приемных родителей? Наследственность всемогуща или ее все-таки можно победить? Об этом, а также о том, стоит ли сразу ждать от себя любви к приемному ребенку и говорить с ним о его прошлом, рассуждает Мария КАПИЛИНА — психолог, которая более 20 лет занимается профессиональной помощью семьям с приемными детьми.



Продолжение беседы. О мотивах приемных родителей, об особенностях детей, потерявших семью, и о том, что делать, если ребенок просится обратно в детдом, читайте на нашем сайте

Мария Викторовна КАПИЛИНА — детский психолог. Окончила психологический факультет МГУ. Более 20 лет занимается профессиональной помощью семьям с приемными детьми. Консультирует родителей и специалистов, работающих в сфере помощи социальным сиротам, занимается преподавательской деятельностью.

Минное поле прошлого

— Один из самых распространенных страхов приемных родителей — «вылезет» наследственность, и повзрослевший ребенок вдруг пустится во все тяжкие. И ведь так бывает. Тогда что же, все усилия приемных родителей напрасны?
— Такие ситуации могут возникать, когда у ребенка не проработана ситуация с его прошлым, когда он начинает делать то, что делали его кровные родители, даже если он их не помнит — он таким образом как бы пытается оправдать их для себя. Это вещи социально-духовного плана, руками их не пощупаешь, но тем не менее они существуют. И это объяснимо. Ведь человеку, чтоб расти нормально, нужно опираться на реальные вещи. Кровное родство — это реальность, его никто отменить не в состоянии. Когда есть какой-то грех у кровных родителей, есть что-то, с чем-то они не справились, не решили какую-то духовную задачу, на ребенка это ложится дополнительной тяжестью. Не потому, что он виноват в грехах родителей, но, когда они не справились, ему с той же самой жизненной задачей справиться еще труднее. Потому что если нет запаса сил, нет духовного опыта, который они могли бы своему ребенку передать, то и сил у ребенка меньше. Почему так трудно приемным родителям? Потому что на них обрушивается всей тяжестью эта плита.

Приемные родители, которые не говорят с ребенком о его прошлом, просто оставляют его с ним один на один: разбираться, додумывать, относиться как к чему-то запретному. Без помощи взрослых дети все равно пытаются найти ответы на трудные вопросы, но могут приходить к таким, например, выводам: мои родители — уроды, о которых даже говорить нельзя, меня покинули, потому что я чудовище — других же не бросают.

Тема прошлого ребенка — как минное поле, которое надо обезвреживать. Это необязательно должны психологи делать, могут и родители, но надо это делать с подготовкой.

Когда есть открытое обсуждение прошлого, ребенок понимает, что была за семья у него, почему с ней произошло то, что произошло, в чем смысл его «второго рождения» — обретения приемной семьи и как он может, не отторгая свою кровную семью, в хорошем быть на нее похожим, а плохое пытаться преодолеть. И про это «плохое» в прошлом ребенка важно говорить не в терминах осуждения, а как о проблеме: алкоголизм, наркомания, воровство — эти напасти приражаются ко всем людям, и им надо давать отпор, чтобы они твоей жизнью не завладели. У некоторых людей получается бороться, а у некоторых — нет. И тогда пропадает их жизнь и жизнь их детей. Твои родители не справились, у них сил не хватило, поэтому тебе бороться будет вдвойне труднее. Но мы будем тебе помогать. Можно сказать, что «это твоя битва, и тебе надо ее выдержать, это имеет смысл не только для тебя, но и для твоих кровных родителей, через тебя, возможно, и они оправдаются». И конечно, эту битву надо вести с открытыми глазами. Тогда для ребенка это встает как жизненная задача на сознательном уровне.

Еще очень важно, чтобы ребенок понимал, что он существует не в безвоздушном пространстве. Что род, от которого он произошел, включает не только родителей, что там были еще какие-то предки, и наверняка среди них были прекрасные люди. Тема хорошего в кровной семье очень важна. Люди любят говорить о дурной наследственности, при этом все, кто имел дело с приемными детьми, знают, что у них, кроме проблем, есть и таланты, и черты характера, достойные уважения, — и, справедливости ради, не стоит забывать, что многое из этого они тоже получили из кровной семьи.

Подлинная правда

— Но ребенок может не захотеть говорить о своих кровных родителях, я знаю приемную семью, где он говорил о них исключительно «да пошли они»…

— Если ребенок так говорит, это обида за недополученную любовь, а вовсе не критическая оценка ситуации. Ничего хорошего в этом нет, и нельзя пустить это на самотек. О чем мы не хотим говорить с другими? О том, что трудно и приносит боль. Или страх — например, ребенок боится, что, если вдруг всплывет тема кровной семьи, его туда вернут, особенно если ему пару раз сказали что-нибудь про «яблочко от яблони». Да, ребенок идет дальше по жизни с другими людьми, но какое-то место в душе для кровных родителей обязательно должно быть. И над этим нужно работать. Речь идет не о том, что мы одобряем то плохое, что они сделали. Но ребенку самому предстоит стать родителем, а если он тех, кто ему жизнь дал (а дар жизни — великая вещь), будет ненавидеть — он будет ненавидеть самого себя, если он всю жизнь будет что-то доказывать своим кровным родителям — это будет блокировка для нормальной жизни.

— Если все-таки ребенок «пошел вразнос» — как приемным родителям это пережить?

— Помнить, что ничто хорошее не пропадает зря — это совершенно точно. И каким бы был ребенок без приемной семьи, неизвестно. Иной раз человек падает до самого дна, но, когда ему есть что вспомнить, есть, за что зацепиться, это шанс, что он выберется.

В приемной семье могут быть кризисы отношений. Например, реакция отделения от семьи, характерная для всех подростков, у приемных детей отягощается претензиями к взрослым за свое прошлое. А «отвечать» приходится приемным родителям — в настоящем. Скандалят в этом возрасте все, в большинстве случаев удается с помощью специалистов ситуацию «разрулить». Но вот в нашей практике было несколько случаев, когда приемные дети в подростковом возрасте внезапно начинали настаивать на уходе из приемной семьи. Не «понарошку», а всерьез. Никакие усилия удержать их не помогали. Родители переживали – казалось, как же так, все зря?! А потом, после восемнадцати лет, эти дети сами же разыскивали свои приемные семьи, восстанавливали и поддерживали (и до сих пор поддерживают) отношения с ними так, как это бывает в обычных семьях со взрослыми детьми, живущими самостоятельно. Частые приходы в гости, звонки, взаимопомощь. И близость душевная у них есть, и понимание. Этим детям надо было уйти, чтобы потом вернуться — самим.

Зачастую ребенок, только когда вырос, может ответить своим приемным родителям, что на самом-то деле он благодарен. Дети выбираются по ухабам и колдобинам, но они все равно идут своей дорогой. И все, что нужно делать — помогать им, таким, какие они есть. Полностью же мы не знаем, для чего этот ребенок родился на свет, что за жизненная задача у него, от чего его спасло наше вмешательство. Сердце человека — тайна. По поступкам иной раз мы не можем судить, что да как. И «выигрывают», если можно так сказать, те родители, которые несмотря ни на что, в глубине души верят, что все равно в их детях есть что-то хорошее. Хорошее в человеке всегда главнее, чем плохое, как бы мало ни было хорошего и как бы много ни было плохого. Хорошее — это подлинная правда про человека.

Дожить до любви

— Еще один из страхов приемных родителей — смогу ли полюбить этого ребенка как своего? Вдруг у меня не возникнет к нему никаких чувств или появятся негативные — злость, ненависть, отторжение?

— Чувства — субстанция очень изменчивая, и в жизни, в семье все строится не на чувствах, а на терпении и бесконечном принятии. Если с приемным ребенком трудно и неприятно, это не означает, что мы или ребенок плохой или что у нас нет любви. Это означает, что с этим ребенком вот так. Потому что у этих детей перекорежена жизнь. И с приемными детьми бывает по-разному. Беря ребенка, ты не знаешь, сколько там нерешенных вопросов: может, мало, а может, много. Бывает, что любовь возникает легко, сразу и обоюдно, бывает, что трудно. Но чувства — не показатель. Есть ситуации, когда ты говоришь себе — все, деваться некуда, надо делать, идти сквозь огонь и воду. При таком отношении есть шанс, что можно дожиться и до любви.

Есть некая линия, путь, которых ты придерживаешься, есть правило, которое ты себе даешь, говоришь себе: да, иногда я впадаю в отчаяние, ругаюсь, плачу, но я делаю и делаю, потому что, если я ищу, как вырастить этого ребенка, как сделать это дело максимально хорошо, мне в этом помогает жизнь. А если я буду искать, как избежать проблем, буду ориентироваться на свои чувства — тогда конечно, поведение ребенка мне не понравилось — мне хочется его вернуть.

Да, бывает, что люди все равно отступают, возвращают ребенка. Тогда это и для них огромная травма, и для него. И тут нельзя никого осуждать. Я работаю 20 лет в этой системе, и я знаю, что всякое в жизни бывает. Но пока никто не умер, всегда есть надежда на лучшее.

Просто человек, решающий взять приемного ребенка, должен понимать, что нет и не может быть никаких гарантий, что это дело будет успешным. Всегда есть момент неизвестности.

И еще, беря ребенка, человек берет его не просто для взаимного счастья — это еще некий путь испытаний, это вызов. Вызов в том числе нашему христианскому сознанию. Не поверхностному лицемерию, что вот я, как хороший христианин, должен этого ребенка терпеть и на себе тащить, — это безнравственное отношение. А настоящее отношение — это принятие человека таким, какой он есть, даже если ты не можешь радоваться тому, какой он, и понимание, что ему, такому, с самим собой гораздо хуже, чем тебе с ним. Даже если он испорченный и нет с ним никакого слада — все равно, когда ты о нем заботишься, ты делаешь это для Бога и для жизни, для того, что, может быть, это удержит его от чего-то ужасного.

Это вовсе не означает, конечно, что родители не должны ждать любви и радости. Но если у нас есть четкое представление, какой именно должна быть эта радость, мы можем пропустить важные вещи, которые на самом деле являются проявлением привязанности ребенка. Можем не увидеть и не обрадоваться там, где он действительно старается.

У приемных родителей бывает подспудный страх какого-то своего несоответствия — но это уже больше про свои задачи. На самом деле действительно в обществе бытует мнение, что вроде как родной родитель имеет право на ошибку, а приемный нет. У родного родителя ребенок чумазый и сопливый — ну, это недоглядел, бывает, а у приемного — он безответственный и т. п. Но на самом деле воспитание приемных детей — это не выставка достижений народного хозяйства. И приемные родители — обычные люди, которым бывает очень трудно. И нет, кстати, ничего зазорного в том, чтобы в сложной ситуации обратиться за помощью к специалистам. Это гораздо лучше, чем из инфантильного страха, что вот, про меня скажут, что я плохой родитель, мучиться с нерешаемой проблемой один на один.

А потом, даже и со своими детьми бывает страх — ой, я плохая мама. Что мы обычно в таких случаях себе говорим? Другой мамы у этого ребенка нет. И в какой-то момент себе нужно сказать: может быть, где-то есть человек, который мог бы сделать для этого ребенка что-то лучшее, но сейчас, кроме меня, у него никого нет, значит, я тот, кто ему нужен. И моя задача — делать это дело настолько хорошо, насколько я могу. А результат — как Бог даст.

Конечно, неправильно оправдывать плохое поведение ребенка. Но и казнить себя за человеческие ошибки — бессмысленно. Мы для этого ребенка — спутники, садовники. Но мы не всемогущи. Любой ребенок в первую очередь — Божий, во вторую — свой собственный, со своей судьбой, которая не целиком зависит от родительских вложений и ожиданий. И только в третью очередь — родительский.

Подготовила Марина НЕФЕДОВА

Версия для печати

Тэги: Воспитание