Просветитель БАМа
Байкало-Амурская магистраль, БАМ — эти слова связаны в нашем сознании с понятиями «комсомол», «комсомольская стройка»

Оказывается, есть и другой БАМ — православный.
В этом нас убедил священник Виктор ПЕРЕПИЧКА, вот уже десять лет окормляющий города и поселки, расположенные вдоль магистрали на протяжении около 1000 километров.
— Когда вы приехали на БАМ и почему?
— Я приехал сюда в 1985 году из Крыма. Я жил с семьей в поселке Красногвардейское в северной части Крыма, работал в сельском строительстве. Будучи уже верующим, воцерковленным человеком, начал прислуживать в алтаре. А потом случилось так, что у меня серьезно заболел один из детей. Врачи сказали, что ему вреден крымский климат и надо менять место жительства. В то время крымскую кафедру занимал архиепископ Лазарь, который и благословил меня ехать в поселок Новый Уоян, в Бурятию, на строительство БАМа. Вот мы и поехали.
В Новом Уояне я устроился работать главным энергетиком в механизированную колонну. Церкви в то время в поселке не было, и мы, конечно, часто думали о том, что хорошо бы построить храм. В те времена ближайшая церковь находилась в 200 километрах на запад от Нового Уояна, в Северобайкальске. Когда оттуда приезжал священник, я алтарничал на службах, был чтецом. Для служб был приспособлен маленький домик, ставший потом храмом Казанской иконы Божией Матери. Так прошло десять лет. И вот однажды мне предложили принять священный сан, я согласился. Было это в 1995 году, а мне в тот момент было 40 лет.

— Говорят, вы много путешествовали по БАМу?
— В какой-то момент получилось так, что в наших краях не осталось ни одного священника, кроме меня. И началось: за мной были закреплены два населенных пункта: Новый Уоян и Таксимо, между которыми расстояние в 300 километров. И вот я неделю здесь служу, потом неделю там, и так все время. В Таксимо тоже было приспособлено помещение под храм Успения Божией Матери. Сейчас там заложен полноценный храм. Потом мне добавили еще поселки Чара и Новая Чара — это еще 300 километров по БАМу на восток. В конце концов подведомственная мне территория растянулась на 840 километров. Так я и служил, передвигаясь туда-сюда на поезде.

— Расскажите про вашу паству. Кем были эти люди?
— Прежде всего, это были строители, электрики, железнодорожники — в общем, все, кто был задействован на этой гигантской стройке.

— Так бамовцы — они же все сплошь комсомольцы были... Неужели они ходили в церковь?— Вот в этом-то и вся соль, вся суть! (Смеется.) Ведь православные корни, они есть у всех русских людей! Молодежь, которая приезжала на БАМ, была в ос новной своей массе крещеная. Это уже их потомки, дети, а иногда и внуки, — вот они уже по-разному, кто крещеный, кто нет... А в церковь еще как ходили! Ну понятно, что они начинали ходить не раньше, чем в населенном пункте появлялся храм, но ходили и сейчас ходят. Практически у всех, с кем я встречался на БАМе, в роду были или монахи, или церковнослужители, или еще кто-то церковный. Был у нас один человек на БАМе, который чудом выкарабкался из секты и пришел к Православию. А потом он мне рассказывал, что у него бабушка где-то в Киеве была просфорницей в церкви. Такие люди и составляли в основном мою паству, и таких людей на БАМе было, поверьте, очень немало.

— И все же, бамовская комсомольская романтика, песни под гитару — все это как-то не вяжется с Православием...
— А что романтика? Я сам не прочь иногда сыграть что-нибудь на гитаре, песню спеть. Важно другое: комсомол, конечно, комсомолом, но люди на БАМе жили не по «комсомольским» законам, а скорее по божеским, по церковным. Потому что очень суровые тут условия. Вот, например, едешь в лес или на рыбалку, оставил машину открытую — и никто не подойдет, не тронет ничего. А почему? Да потому, что все знают: в любой момент из леса может выйти хозяин, раненный на охоте, и если машина стоит на месте, он сел и уехал тут же в больницу, а если нет... А еще никто никого не бросал в беде, невероятная солидарность была. Едет человек — тот же самый комсомолец — в машине, видит: кто-то сломался на дороге, мороз градусов сорок пять. Обязательно остановится, подойдет, спросит: еда есть? Тушенка есть? Горючее в баке есть? О тебе знают? Если чего не хватает — все дадут и тогда только поедут дальше. Такое товарищество было! Порой приходишь, говоришь: дай 500 рублей взаймы. Пойди, говорят, возьми сам в тумбочке... Сколько я знаю людей, которые там были, причем разных национальностей, все общались друг с другом очень хорошо, барьеров не было.

— Как вы передвигались по БАМу — машина была?
— Что вы! Какая машина, на машине там не так просто ездить. Дороги все разбиты, официально установленная скорость — пять километров в час. Так что приходилось рассчитывать только на железную дорогу, которую мы сами и строили. Ездил на поезде, взяв с собой тележку на колесиках: возил книги, крестики, все, что нужно. Конечно, временами приходилось терпеть сильный холод, температуры здесь, прямо скажем, низкие. Раз, помню, идем утром: я, матушка — она у меня пела и читала — и младший сын, которого пришлось взять с собой. И что-то так холодно, что прямо сил нет! Мы-то еще идем, а мальчишка прямо поскуливает от мороза. Заходим в вагон, в каких рабочих развозили по рабочим местам, а начальник станции говорит: а ведь сегодня минус 57! Вот так... А потом еще добавился поселок Байкальское, это, наоборот, на запад от Нового Уояна километров двести — там сохранился старинный храм во имя свт. Иннокентия Иркутского.

— А там, где не было церкви, вы начинали строительство?
— Ну, чаще всего все-таки приходилось переделывать под храм уже готовое помещение. Где-то прекрасный храм получился из магазина. В другом месте, например в поселке Токсимо, под храм переделали малосемейное общежитие: разобрали перегородки — и получилось отлично! В Нижнеангарске приспособили бывший магазинчик для ветеранов. В Северобайкальске нам удалось реконструировать бывшее здание конторы ОРСа (отдела рабочего снабжения): мы выровняли стены, сделали просторный алтарь — получился чудесный храм. Все это делалось своими руками, при помощи прихожан — бамовцы-то народ работящий. А где-то приходилось и строить «с нуля». Например, в поселке Новая Чара я сам заложил камень (и даже сам выдалбливал надпись на нем) храма во имя равноапостольной Марии Магдалины. Кстати, во время недавней поездки по бамовским местам Господь сподобил меня освящать вместе с владыкой Евстафием, епископом Читинским и Забайкальским, этот храм. А в этом году мы собираемся там же, в Чаре, на руднике, построить часовню.

— Как вы считаете, с чем связано духовное оскудение, с которым сталкиваешься в Забайкальском краю? Люди впервые приходят в Церковь в 70 — 80 лет, ничего не знают о христианстве...
— Ну а как же не быть оскудению? Здесь же везде огнем и мечом выжигали христианство! Вон в Шилке в нижнем храме был каземат для арестованных священников. Это связано с прошедшими по Забайкалью ордами разорителей — японцев, коммунистов, красных партизан. А после гражданской войны религиозное просвещение было запрещено. Вот народ и одичал.

— Получается, что БАМ даже стал фактором православного просвещения этих мест?
— Да, так получается. Ведь сюда люди приезжали отовсюду: из Белоруссии, с Украины, из Крыма, Мордовии, приезжали традиционно православные грузины и армяне. Приезжали-то они, конечно, по комсомольским путевкам, но многие везли с собой Православие в той или иной степени.

о.Виктор с сестрами одного из монастырей Читинской епархии

Беседовал Федор КОТРЕЛЕВ

Версия для печати