Практически все русские воины были крещены в младенчестве, почти у всех была православная родня, свои молитвенники.
Не потому ли и даровал Бог победу?
Ниже мы приводим свидетельство о судьбах двух русских людей.
Эти материалы любезно предоставил нам заведующий кафедрой информатики ПСТГУ Николай Евгеньевич ЕМЕЛЬЯНОВ. Его кафедра уже 15 лет составляет базу данных о пострадавших за Христа в годы безбожной власти. Собрано более 25 000 биографий (см. сайт www.pstbi.ru).
Вот две из них:
Солдат, сын священника
«Я родился 13 декабря 1925 года в Вятской области и был третьим ребенком в семье — после сестры и старшего брата. Об отце сохранились только лишь детские воспоминания: когда мне было 14 лет, его арестовали в последний раз, и с тех пор мы не виделись. Уходя, папа сказал нам с братом: “Вам придется жить без меня. Быстрей становитесь на ноги и живите как граждане своей Родины. Многое еще изменится. И наверное, скоро”.
В последних числах декабря 1942 года в
10-й класс мне принесли повестку в армию, и 4 января 1943 года я уже был на колесах. Старший брат ушел в июле 1942-го на Западный фронт, а я попал на Восток, причем на Дальний.
Военную службу я начинал в Приморском краю, в Хасанском районе. Помню, почти половина прибывших новобранцев не могла акклиматизироваться, ребята страдали фурункулезом, абсцессами, гнойниками. Войска были развернуты вдоль границы на боевых порядках, мы жили в землянках и именовались Приморской группой войск Дальневосточного фронта.
Я был зачислен телефонистом, но комбат обратил внимание на мое отличное знание математики и заставил заниматься в группе топовычислителей. Я быстро стал вычислителем батареи. На учебно-боевых стрельбах в ноябре 43-го на батарее у нас присутствовал командир корпуса генерал Швецов. Стреляли мы отлично. Подводя итог стрельбе, генерал сказал: “Комбату будет благодарность в приказе, вычислителя представить к награждению знаком “Отличный артиллерист”. Вручая этот знак мне в декабре 43-го наш полковник Макарчук сказал: “А ведь ему нет еще и восемнадцати”.
После боев в Манчжурии и Корее мне сказали: “Иди к замполиту полка, майору Менакову, тебя представляют к ордену”. Пришел. Менаков говорит: “Тебя представляют к ордену, хочу с тобой побеседовать. Для начала расскажи автобиографию”. Я спокойно начинаю: “Я родился в семье репрессированного служителя культа, погибшего в заключении”. Менаков: “Хватит, можешь идти” —
и разорвал при мне оформленные документы. Защитить меня было некому, так как командир полка и комбат были переведены на новые должности. Но я особо не переживал, так как на самом деле никаких подвигов не совершал, а просто хорошо выполнял свою работу. Я и сейчас считаю своим основным подвигом то, что просто семь лет и четыре месяца без отпуска честно отдал защите Родины. И это были лучшие годы!
Во время боев меня оформили в партию, все бумаги за меня приготовили, раз родился в селе, написали “из крестьянской семьи”. Принимали под кустом, а я и не возражал. Мы с братом помнили слова отца: “Быстрей становитесь на ноги и живите как граждане своей Родины”.
Когда выехали на свою территорию, я сразу написал заявление, что в партийном деле у меня неверные данные, тем более я после демобилизации собирался ехать домой, а дома меня знали не только в поселке, где учился, но и гораздо шире.
Наш полк расформировали, я оказался в отдельном разведдивизионе. Замполит дивизиона решил проявить бдительность. В дивизионе из партии меня исключили. Земляк, который был в спецорганах, мне сказал: “Как только партийная комиссия корпуса утвердит исключение, тебя арестуют и меньше 10 лет получить тебе трудно”. Я понимал, что каторгу мне не перенести. Когда заходил на заседание парткома, увидел в коридоре офицера и двух солдат из особистов.
Замполит дивизиона доложил, задали мне пару вопросов и стали голосовать. Все за исключение, против — один, начальник штаба корпуса полковник Бородин, он меня знал. В этот момент входит командир корпуса генерал Шевцов. Говорит: “Что здесь происходит?”. Ему ответили: “Исключаем из партии врага народа”. Генерал: “Погодите, дайте я его послушаю, потом, может, переголосуем”. Посмотрел на меня и говорит, дали ли тебе “Отличного артиллериста” (у генерала была феноменальная память)? Отвечаю, что дали. “Расскажи, в чем сейчас дело?” Я рассказал. Генерал спрашивает у председателя комиссии: “Сколько вы сегодня приняли в партию?” Ему ответили. Тогда генерал: “Сегодня вы приняли тех, кто во время войны как огня боялся партии, мало ли придется быть в плену или еще что-то. А сейчас они хотят на гражданке получить теплое местечко. Честного же воина, с какими мы победили, вы исключаете. Давайте переголосуем. Предлагаю послать письмо в ЦК с просьбой исправить биографические данные Двоеглазова”. Все проголосовали “за”. С генералом спорить никто не хотел.
Демобилизовался я только в апреле 50-го. Так как с Америкой были напряженные отношения и на случай боевых действий нужны были обстрелянные командиры. Хо тя с должностей мы были сняты — молодежь надо было учить командовать.
Сразу после демобилизации я поступил на машиностроительный завод учеником токаря. Учился заочно в техникуме, институте. Работал токарем, диспетчером, старшим мастером, начальником цеха, последние 15 лет начальником производства завода.
Выйдя на пенсию, занялся изучением биографии отца. После многократных обращений в архивы, бесед с родственниками и людьми, знавшими отца, удалось восстановить его жизнь. Это была героическая и многострадальная жизнь».
Исповедник
Священник Двоеглазов Иоанн Александрович (13.03.1898 — 21.10.1941). Родился в семье рабочего чугунолитейного завода в селе Климковский Вятской губернии. Рано лишился отца, учился во второклассном училище за казенный счет в селе Белая Холуница. Там получил музыкальное образование, специальность бухгалтера и звание народного учителя.
В 1915-1916 годах служил псаломщиком и певчим в селе Загоскино Вятской губернии.
В 1916 году призван на фронт, где был сильно отравлен газом и чудом спасся. Вернувшись после госпиталя домой, служил конторщиком на Климковском заводе, потом, как грамотный, стал секретарем волостного исполкома, а затем, уже после революции, и секретарем комсомольской организации. Однако при этом вместе почти со всей комсомольской организацией по праздникам ходил в церковь петь в хоре. В 1921 году, женившись, венчался в церкви, за что был снят с комсомольской работы и исключен из членов ВКП(б), в которой состоял с июня 1920-го по январь 1921 года. После этого его приглашали на советскую работу в другой уезд, но он отказался и уехал в 1923 году служить псаломщиком в село Михайловское.
В 1923 году был рукоположен во диакона, а в 1924-м во иерея. В 1926 году был арестован и приговорен к 3 годам лишения свободы со строгой изоляцией. Затем срок был сокращен до 6 месяцев. После освобождения в 1927 году служил священником в селе Елево Белохолуницкого района Вятской области. На приходе организовал прекрасный хор, что привлекало большое количество богомольцев.
Второй раз отец Иоанн был арестован в начале 1930 года за «неуплату налога». Затем в августе вновь арестован за непризнание декларации митрополита Сергия (Страгородского). Жена отца Иоанна с четырьмя детьми при этом была выброшена из дома на улицу, скиталась по родственникам, в результате чего от голода умерла самая младшая, десятимесячная, дочь.
В 1931 году отец Иоанн был снова арестован и осужден на 5 лет исправительно-трудовых лагерей. Был в заключении сначала в Вятском домзаке, потом в Карелии, в Белбалтлаге до 1934 года. В лагере оказался на земляных работах в нечеловеческих условиях. После того как горлом пошла кровь, попал в госпиталь. В госпитале заметили прекрасный почерк заключенного и перевели отца Иоанна в управление строительством Беломорско-Балтийского канала. В общей сложности отец Иоанн провел в лагере 3,5 года, получив 1,5 года зачетов — снижение срока заключения за добросовестное выполнение заданий.
Вернувшись домой, отец Иоанн добился открытия церкви в Елеве, где служил до 1940 года. После возвращения из заключения отца Иоанна несколько раз арестовывали и, подержав недолго, выпускали. Почти перед каждым большим праздником его вызывали в ГПУ в Вятку и старались отпустить с таким расчетом, чтобы он не успел на службу. Тогда он, уже еле живой, проходил по
50 километров, не желая лишить богомольцев праздника. Люди, видя подвижническое служение отца Иоанна, говорили: «Если попов не трогают власти, значит, они служат властям, а не Богу, а вот елевского попа власти не знают уже, как извести, значит, он служит не властям, а Богу. К нему и идем на исповедь и к причастию». Сам отец Иоанн, переодевшись рабочим, ездил за духовным окормлением к епископу Дамаскину, находившемуся в заключении в Архангельской области.
В пятый раз отец Иоанн был арестован в августе 1940-го вместе со всем причтом за неуплату налога. Районные власти получили задание любой ценой закрыть елевскую церковь. Сначала обязали священника сделать капитальный ремонт, а когда всем миром провели ремонт, потребовали уплатить заведомо невозможный налог. Отец Иоанн был осужден на 1 год лишения свободы, находился в ИТЛ около Кузнецка Пензенской области до лета 1941 года. В последнем письме отец Иоанн писал родным: «Роем окопы. Пишу под музыку воздушного боя. За последние три дня съел одну сырую картофелину». Умер отец Иоанн 21 октября 1941 года, место захоронения неизвестно.
Версия для печати
