Существуют социологические данные, которые отражают в целом положительную динамику роста религиозности в России. Однако количество верующих, постоянно посещающих храм, остается практически неизменным в течение последних 20 лет. Почему молодежь уходит из церкви? Продолжение разговора с доктором церковной истории священником Георгием Орехановым.
Первая часть доклада - Молодежь, церковь и секуляризация
Поисковый агнозис
В 1992 г. молодые люди из протестантских семей, отвечая на вопрос «Что в жизни наиболее важно?», поставили под пунктом 1 «любовь», под пунктом 2 «счастье», на месте 9 «Бог», на 13 - «религия». По данным немецких источников, Евангелическая Церковь Германии в среднестатистической перспективе будет терять ежегодно приблизительно 1% своих членов в год. Указанная статистика является отражением важнейшей тенденции современной жизни, которую невозможно проигнорировать – это тотальный отход от традиционных представлений о вере, религии, духовности, христианской традиции. Заметим, что уже давно эти понятия перестали восприниматься, как синонимы. Этот отход еще до недавнего времени было принято именовать секулярностью. Авторитетный западный исследователь констатирует, что с середины 1960-х годов и до настоящего времени в Европе произошел массовый отход от Церкви, «который в сущности означает отказ от традиционной западной веры в Бога. В данной ситуации следует даже говорить не о секуляризации, а о тотальном культурном агнозисе, объективном процессе, которому невозможно противопоставить только заботу об обновлении богослужения, проповеди, борьбе за нравственную чистоту: «мы больше не хотим знать о конечной цели истории или человеческом предназначении» . Секуляризация проникает даже во внутрицерконую сферу, результатом чего является констатация, что «членство в Церкви и осознание себя христианином отождествлять уже нельзя», ибо Церковь превращается в «поставщика религиозных услуг» и стойко ассоциируется с государством .
Другие европейские авторы описывают ситуацию в более радикальных терминах и говорят даже о своеобразном сингулярном разрыве: на сцену истории приходит совершенно новое поколение, кардинально отличающееся своим мышлением и поступками от предшествующих поколений. Разница между молодыми людьми ХХI века и их отцами оказывается гораздо более глубокой, чем это обычно бывает. Марк Пренски описывает данное явление как системный общемировой кризис: «Сегодняшние студенты не просто постепенно менялись по сравнению со вчерашними, не просто изменили свой сленг, одежду, украшения или стиль, как делали это поколения до них. В теперешнем случае речь идет о настоящем разрыве, нарушении непрерывности. Это даже можно назвать сингулярностью – событием, которое настолько фундаментально изменяет порядок вещей, что совершенно исключает какое-либо возращение в прошлую фазу» .
Важно сравнить предложенные выше причины «молодежной апостасии» в России с факторами, которые выделяются в европейских опросах. Как указывает Антон Хуатепен, на западе, бегство молодых католиков из Церкви объясняется практически целиком конфликтом поколений: религиозность «старших», как правило, более серьезна, чем религиозность «молодых»; религиозное воспитание и религиоведческие курсы не дают никаких эффектов; религиозность школьников довольно низка; родители свидетельствуют, что им не удается воспитать религиозность в детях, священники обвиняют во всем церковную политику, а руководство римо-католической церкви недоверчиво относится к инициативам мирян, часто призывает к консерватизму в религиозной жизни, четким правилам поведения, борьбе с диссидентами.
Однако было бы большой ошибкой полагать, что приведенные выше цифры и указанные тенденции означают отсутствие интереса к религии у западной молодежи. Согласно статистическим и социологическим данным, «у молодого поколения сохраняется вера в Бога»: половина всех европейцев и 41% молодежи считают, что религия играет «очень или достаточно важную роль» в их жизни, и только в трех странах уровень религиозности молодежи меньше 40% - во Франции, Германии и Чехии .
Западные исследователи указывают, что агнозис современной европейской молодежи принимает «поисковый характер»: молодежь не желает окончательно порывать с традицией, но обсуждение вопросов «жизни из смерти» из области религиозной постепенно перемещается на площадки рок-концертов, причем из этого обсуждения изъяты две сферы: сексуальные отношения и участие в литургии. В Германии постоянно фигурирует в СМИ «пророк поп-музыки № 1» Ксавьер Найду, который в своих песнях сознательно трансформирует и использует христианские мотивы. Бритни Спирс по совету Мадонны крестит своего ребенка по обрядам Каббалы и т.д. Вообще, публичные объявления в СМИ по поводу своей нерелигиозности практически отсутствуют. Итак, влияние Церкви на Западе сокращается, частота посещения богослужений не увеличивается, но … «тяга к религиозному переживанию растет» . При этом для «религиозных переживаний» характерен эффект плюрализации, «Patchwork – идентичность», т.е. лоскутность: сегодня «ничто религиозное не является само собой разумеющимся» , ибо в религиозной сфере происходит тотальная индивидуализация: индивидуум сам принимает решение о своей религиозной принадлежности, сам выстраивает нравственную шкалу, причем на первый план выступают такие понятия, как «самораскрытие» и «самореализация»: единой церковной или христианской истины больше не существует, а понятия «церковность», «христианство», «религия», оказываются все более несвязанными между собой. «Религия» превращается в «индивидуальную религиозность», свободную от церковной и христианской (библейской) коннотации и все более трансформирующуюся в «пространство личного опыта» . В целом только для трети тех молодых людей на современном Западе, которых вообще волнуют проблемы религиозности, это понятие включает в себя «Бога», для остальных оно содержит ассоциации с поиском смысла жизни, или умением быть верным самому себе . Именно поэтому возникает потребность «новой пастырской стратегии»: «сегодня больше, чем когда-либо, все придется делать «вместе», нежели чем «для» современных молодых людей» .
Таким образом, важнейшим признаком секуляризации является кризис понимания, который связан с ответом на принципиальный вопрос: насколько вообще мы можем говорить с молодыми людьми на одном языке, насколько мы можем говорить об общем «образе Церкви» и «образе Бога». Ведь именно на почве такого несовпадения в западной культуре рождается своеобразный феномен, начинающий уже проникать в наше сознание – «злопамятный агнозис», отрицания веры как «мрачного ощущения жизни», т.е. отрицание Бога – строгого и карающего судьи, Который педантично фиксирует все грехи человека. С точки зрения современного западного молодого человека, если христианство и ценно, то только не «культурным неврозом», «патологическим культурным угрызением», страхом вины и греха, не постоянной борьбой, страхом отстать от нормы. Образу «судного Бога» должен быть противопоставлен Бог «любви, свободы, роста, наслаждения и тайны» . Фактически именно к этому уже призывают некоторые молодые российские священнослужители, высказывания которых позволяют вспомнить критику К. Н. Леонтьевым «розового христианства» и его утверждение, что ничто так не раздражало его в жизни, как поповский либерализм .
Одним из важнейших проявлений описанной выше тенденции является «библейский кризис», т.е. такая ситуация, когда все меньшее количество людей связывает свои «религиозные» переживания с Библией и поэтому просто не хочет брать ее в руки. Стивен Опи в своем исследовании, посвященном ситуации в Новой Зеландии, показывает, что за период с 1986 по 2008 г. количество жителей этой страны, имеющих дома Библию, сократилось с 86% до 68%, а ежедневно читающих – с 11% до 5% . Обобщая данные других исследований в европейских странах, С. Опи приходит к следующим выводам. Христиане пользуются Библией редко, причем чем моложе человек, тем меньше шансов, что он пользуется Библией; количество людей в Европе, обладающих Библией, снижается; библейская грамотность, даже среди христиан, очень низка; влияние Библии на жизнь христиан незначительно; мнение о Библии у широких слоев населения в секуляризированных обществах таково, что это книга, которая не имеет отношения к жизни, поощряет социально и культурно неприемлемое поведение, например, насилие и рабство, она сложна и недоступна и полна непонятных и ненужных правил .
Таким образом, мы видим, что процессы в сфере религиозной и церковной жизни, а также воспитания в России во многом сходны с соответствующими явлениями на Западе. Но российская ситуация имеет свою специфику. Некоторые общие позитивные тенденции были уже отмечены выше, но важно подчеркнуть, что среди всех стран, по которым компетентные европейские общественные организации имеют определенную статистику, Россия существенно выделяется по одному показателю: это очень незначительный разрыв между общим количеством людей, называющих себя верующими в Бога, и молодыми людьми в возрасте 20 – 29 лет, также дающими положительный ответ на этот вопрос. Для сравнения можно указать, что самый существенный разрыв в ответах представителей разных поколений очень велик в Европе в Испании (- 18%), Финляндии (- 16%), Бельгии (- 13%), в России же он самый низкий, причем этот показатель в нашей стране даже ниже, чем в тех европейских странах, где в среднем выше общий уровень религиозности (Польша, Румыния, Греция) .
При этом мне представляется, что попытка развести понятия «секулярность», как тенденцию, частично имеющую религиозные корни и даже явившуюся «воплощением подлинно христианских ценностей», т.е. послужившую рождению таких понятий, как свобода и права личности, человеческое достоинство и т.д., и «секуляризм», как автономию человеческой личности от Бога, попытка, которая в Германии восходит к работам уже полузабытого геттингенского теолога Ф. Гогартена (1887-1967), на русской почве не имеет никаких перспектив. Говоря о диалоге с обществом, с интеллигенцией, с молодежью, мы должны осознавать, что секуляризация, стремясь сокрушить «старых идолов», рождает нового – самообожествленную индивидуальность, человекобога, далекого от всех метафизических измерений.
Россия среди других европейских стран находится в уникальном положении – несмотря на все неудачи и ошибки, уровень доверия россиян к Церкви высок. Кроме того, важно, что это доверие не зависит существенно от перехода к разным возрастным группам, как это имеет место в Европе, что создает почву для плодотворного диалога между представителями разных поколений.
Что такое «подлинное христианское воспитание»?
Мне кажется, проблемы, с которыми мы, как родители, учителя и священнослужители, столкнулись в эти двадцать лет, связаны с рядом неудач, главной из которых, как недавно очень точно высказался харьковский философ и руководитель молодежной студенческой общины А. Филоненко, является наша неспособность передать детям восторг перед Евангелием – по той простой причине, что мы сами потеряли постепенно способность им восторгаться. А это, в свою очередь, ведет к тяжелым последствиям и ошибкам в сфере воспитания, к неспособности передать опыт, который формирует представление о христианской традиции в целом. Этот опыт распадается на несколько частных опытов.
- Опыт милосердной любви и служения людям, который в церковной жизни детей практически отсутствует, хотя именно в этой области никаких специальных и дорогостоящих шагов, казалось бы, предпринимать не нужно: человеческое горе окружает нас, и нужен только один шаг, чтобы подойти к нему. Но этот шаг часто не делаем мы сами.
- Опыт семейного очага. Конечно, это очень тяжелая, страшная страница нашей жизни. Современное общество фактически ополчилось на семью и семейные ценности. Но я говорю о ситуации, когда в самой Церкви эти ценности не культивируются и не передаются от поколения к поколению.
- Опыт молитвы. Детям, как правило, неизвестна сладость молитвы, они не воспринимают литургию и вообще литургическую жизнь, как центральный момент христианской жизни, как причастность Небесному Царству, а многие современные священнослужители (часто молодые) не могут передать своим прихожанам молитвенный опыт, так как сами его не имеют.
- Опыт личной ответственности. Этот опыт отсутствует потому, что в самих себе мы с большим трудом преодолеваем тяжелое наследие советской эпохи – неумение брать ответственность на себя и свободно обсуждать имеющиеся в нашей жизни трудности.
- Опыт интереса к Церкви и положительного восприятия образа Церкви. Да, по нашей вине детям часто в Церкви неинтересно, их мотивация и активность реализуются вне церковной ограды, потому что внутри нее механизмов такой реализации не выработано.
- Опыт красоты. Может быть, это самое главное, ведь именно через опыт причастности к красоте человек узнает о том, что такое любовь.
В конечном итоге мы должны стремиться передать молодому поколению парадоксальность Евангелия и Церкви, которые всегда носят характер взрыва: отречения о тех мнимых ценностей, которые окутывают человека и делают его неспособным к принятию Благой Вести. Церковь должна быть постоянным оппонентом всему тому в современном мире и обществе, что связано с разного рода компромиссами с ложью и грехом. Церковь притягивает к себе героизмом и бескомпромиссностью, которую молодежь ищет и не находит в современной общественной жизни, но МОГЛА БЫ и ДОЛЖНА найти в Церкви. Церковь должна быть неудобна для власти, интеллигенции, культуры и… самой МОЛОДЕЖИ. Только почувствовав в Евангелии и Церкви этот ВЕЧНЫЙ ВЫЗОВ, призыв к новой жизни, только ощутив это «неудобство», в Церковь придут самые искренние и горячие люди.
Все равно у нас нет пути к отступлению. В каких бы сложных обстоятельствах мы не находились, мы – священники, родители, учителя – все равно останемся на своем посту. Просто потому, что это наши дети. Которые, я верю, простят нам все наши слабости. Кроме двух: равнодушия и лицемерия.
Версия для печати
