Кто первый встал, того и тапочки
В гостях у папы

Знает ли папа, сколько у девяти его детей колготок? Есть ли разница -- три или девять? Ответы на эти вопросы корреспондент «Нескучного сада» нашел в гостях у Матвея ЦАЦУРИНА, водителя одного из московских храмов. У Матвея два сына -- Никита и Ростик -- и семеро дочерей -- Лиза, Саша, Настя, Соня, Рая, Маша и Аня.


«Мама не хотела за папу замуж»
Первым в многодетной семье гостя встречает ребенок. Тонкий голосок приветствует из-за двери. И тут же с топаньем и хихиканьем дети бегут «радовать» родителей: «Тетя Оля пришла!»
В полутемной прихожей ворох детской одежды. И отовсюду бусинки детских глаз. Только маленькая Рая расчесывает свои длинные темные волосы перед зеркалом и уделяет ему куда больше внимания, чем вошедшей журналистке. Гостинцы в больших семьях тоже не вызывают ажиотажа. Вместо любопытного «А что вы нам принесли?» удивленное «Это нам?».
«Многодетным отцом я быть не собирался», -- начинает говорить Матвей. В это время меня осторожненько дергают за юбку: «А вы знаете, что мама не хотела за папу замуж выходить?» Дети постоянно прокрадываются к отцу во время интервью. Поэтому время от времени беседа прерывается воспитательным процессом: «Знаешь, как себя вести, когда взрослые разговаривают? Нужно молча поднять руку и ждать, когда тебя спросят».
Матвей работает по скользящему графику: двое суток за рулем, двое отсыпается. Уходит из дома в шесть утра, возвращается в десять-двенадцать ночи.
Но установлений отца придерживаются и когда папы дома нет. «Папу сразу слушаются. Это я могу по несколько раз повторять», -- улыбается мама Аля.

«Сделай крючочки!»
Чтобы получилась необходимая по санитарным нормам жилплощадь, семье Цацуриных дали две квартиры на одной лестничной площадке. Днем семья собирается в одной, в той, где комната папы и мамы, а ночевать две девочки и Ростик уходят в другую -- «к бабушке».
Утро начинается с молитвы. Все собрались в большой детской комнате. Девчонки бегают с расческой. У всех уже заплетены косички и хвостики, но интересно, чтобы гостья сделала прическу своей рукой. Непривычная к такому действу, я путаюсь в длинных волосах. Резинок мало, а какие есть -- слишком слабые и туго не закручиваются. В результате -- полнейшие «петухи» на головах. Входит папа: «Заколки покупаем связками. Куда девают?» По утрам Матвей -- если он не на работе, конечно, -- всегда следит, помолились ли дети с мамой.
При виде отца девочки сбиваются в кучку. Соня берет молитвослов. Окинув взглядом постоянно перемещающиеся фигурки, Матвей вопрошает: «А где Ростик?»
Ростик смотрит православную передачу у бабушки. Веселая возня затихает. Дети сразу присмирели, Настя пошла за Ростиславом. Матвей ушел в свою комнату, туда же привели мальчика для строгого выговора.
-- Матвей, а вы детей бьете, когда наказываете?
Матвей, кажется, засмущался:
-- Бывает, достается им от меня. Наказываю, когда виноваты. Толкаю, когда утром заспятся и в школу не идут. Начинаются всякие стоны, слезы, симуляции болезни. Их, конечно, понять можно: живем далеко, вставать приходится очень рано. А может, что-то из домашнего задания не выполнили вот и не хотят в школу. Но я слежу, чтобы они не прогуливали.
Спрашиваю у детей:
-- Вас папа ремнем наказывает?
-- Нет, он и не знает, где у него ремень лежит.
Завтракают в большой семье в несколько заходов. Матвей лежит в комнате с порванной связкой на ноге, и горячие бутерброды жена Аля несет ему в кровать. Дети усаживаются за столом первыми. Не так давно стол выдвигался на середину кухни. Теперь у него отломалась ножка -- от стены не отодвинешь. Так пропадают три посадочных места. Машенька -- самая младшая -- на руках. Ее покормит Аля, когда другие дети выйдут из-за стола.
«И завтракаем, и обедаем так. Сначала дети поедят, потом мы с Алевтиной. Она мне все говорит: “Сделай крючочки, сделай крючочки на дверях, чтобы они могли запираться” -- никак не удается побыть наедине, хотя бы поесть спокойно. Вроде бы все дети из-за стола вышли и по своим делам разошлись. Мы на кухню. Ме-е-едленно закрываем дверь, чтобы не стукнула. Но только язычок дверной щелкнет -- сразу все тут как тут: кому хлеба, кому попить, кто спросить что-нибудь. Я еще могу рявкнуть: “Имейте совесть!” -- а Аля никуда от них деться не может», -- рассказывает Матвей.
Маленькие дети очень любят кататься на взрослых. Захожу в комнату. С криком «Кий-я!» на меня откуда-то с потолка падает Ростик, которому понравилась игра в лошадку. «Нет уж, -- говорю, -- лошадка устала». Няня Лена, вместе с которой Рая вырезает бумажную куклу, смеется: «Бывает, что “лошадка” под вечер и на ногах не стоит». «А папа меня приемам карате учил», -- пыхтит Ростик, пытаясь запрыгнуть мне на загривок уже со стула. До того как Матвей порвал связки, он в свои выходные гулял с мальчиками во дворе. Играл с ними в «мальчишечьи» игры: салки-догонялки, футбол. А еще учил вот так запрыгивать на спину с громкими криками. Чтобы враг -- в данном случае в моем лице -- покатал, покружил седока, придерживая, чтобы тот не свалился.

Парадокс зубной пасты
С утра няня Лена водила старших детей в храм. Днем я собираюсь гулять с младшими. В большой комнате переполох. Сонечка хочет отправиться вместе со всеми. Жаждут гулять и Ростик, и Никита. Трехлетняя Машенька уже принесла свои вещи в прихожую. Вдруг понимаю, что не могу сосчитать детей по головам и в относительно небольшом замкнутом пространстве. Что же произойдет на просторе двора? Тут родители начали «террор»: «Соня, куда ты собралась в таком тоненьком свитере? Матвей, ты посмотри, как она нарядилась!» Голос Матвея из спальни: «Все, Соня никуда не идет! Кто не помнит, где его штаны-рубашки, тоже остается дома» Изо всех желающих только Маша может похвастаться полной экипировкой -- за ее вещами пока следит Аля.
«Аля очень аккуратная и очень чистоту любит. Я к этому спокойнее отношусь. Видел я коммунальные квартиры, в которых включаешь свет, а кастрюля тараканами облеплена и шевелится. Моя жена такого бы не вынесла. Детям я стараюсь внушить: пришли домой -- одежду сразу в шкаф. А то есть привычка снять и зафутболить куда-нибудь. Вот с колготками, например, -- рассказывает Матвей, а Ростик ищет свою амуницию. -- В большой семье, как в армии: украли зубную пасту из одной тумбочки, через какое-то время зубной пасты нет ни у кого. Проще выдать всем новую, чем найти виновного. За одеждой всех детей Аля доглядеть не успевает: несколько шкафов пока проверишь, ни на что другое времени не останется. Колготки покупаем в свое время на всех. Из расчета, чтобы хватило на год. Кто носит аккуратно, дыры зашивает сразу, у того большой запас колготок. Бывает, что и с прошлого года остались. А иной дотянет, пока дырища появится такая, что проще выкинуть, чем починить. При этом признаться, что колготки кончились, боится: понимает, что мы с жиру не бесимся, денег особо нет. Хвать колготки у сестры. И получается как в поговорке: “В большой семье кто первый встал, у того и тапочки”. В данном случае -- у того и колготки».
Между тем Ростик уже чуть не плачет: метод «где положил, там и возьми» не действует. Так мы идем гулять? Сдались почти все. Только упрямый Ростик и маленькая Маша наконец-то выходят со мной из дома.
На детской площадке Ростик сразу принялся объяснять правила игры в догонялки, установленные папой. Менять их немыслимо -- слишком велик авторитет законодателя. Большой круг, за пределы которого нельзя забегать, находится далеко от дороги, я могу быть спокойна, что мой подопечный не выскочит под колеса. Вообще, Матвей в правила игры умудрился ввести все правила безопасности. Окрики так не действуют. Играем в футбол. В окне скандируют: «Ростик! Ростик!» Наша команда победила. Дома ждут замечательные щи, бабушка наварила на всю семью.

Побег Ростика
Рая приносит в папину комнату часы с отколовшимся пластиковым ободком: «Папа, Ростик сломал часы…» Часы висели под самым потолком. Матвей берет их, рассеянно прикладывает отбитый уголок. Но пластик сам собой не срастается, и часы отправляются на полку до лучших времен. Ростик ждет папиного решения. В «арбитражный суд» за неполный час обратилось уже пятеро. Чаще всех прибегал Никита: «А Рая дерется», «А Саша мне футболку порвала!». На некоторые жалобы Матвей вообще внимания не обращает, а когда Никита обозвал сестру и пришел на нее жаловаться, ему же и влетело. Вошла Аля: «Ростика не видели?»
Мальчик пропал. Может, он у бабушки? Послали Сашу и Настю. Нет, у бабушки нет. Однажды так Рая пропала: пошла к бабушке, а на лестнице повернула вниз и ушла «гулять». Мама думает, что она у бабушки, бабушка, что Рая осталась дома. Хватились, побежали искать. А ребенка уже переодели в мальчишескую одежду и повели куда-то. Соседская девочка показала: «Вон вашу Раю ведут». Кинулись. Женщина, державшая Раю, убежала. Ребенка вернули домой. Но Рая тогда была еще несмышленыш. А Ростик уже не маленький. Неужели испугался отцовского гнева за часы и убежал из дома?! В женском царстве переполох. Бабушка бегает по округе, девочки проверяют в шкафах и под кроватями. Мама считает куртки и ботинки -- все на месте. Значит, далеко он уйти не мог, спрятался где-то. Я проверяю лестницу. Вверх, вверх, вверх -- никого. Вниз, до самого закуточка под лестницей, -- пусто. Матвей успокаивает нас, он уверен, что все образуется. Но наши поиски бесполезны, и папа берется за костыли. Удивительно, но там, где целая команда женщин ищет уже час, папа справился минут за пятнадцать, обнаружив Ростика под кроватью на «бабушкиной половине».
Отругать за мелкий проступок в семье Цацуриных могут при всех, наказание за серьезный -- дело не гласное.
Папы бывают разные. В гостях у Матвея я узнала, что отец может толком и не видеть свою семью и все равно быть в курсе всех событий, знать, у кого сколько колготок и где чей шкаф. Что папа умеет наказывать за серьезные проступки и снисходительно относиться к «камерным зарисовкам» на обоях. Интересоваться в школе успехами своих детей и разбираться в нянях.
«Что такое многодетный отец? Это только кажется страшно. Да, есть разница -- трое детей или семеро. А вот разницу между тремя и пятью как-то не замечаешь. И где пятеро, там и семеро. Ну и так далее», -- вспоминала я слова Матвея, когда ехала домой.

Ольга БЕЛЯЕВА

Версия для печати